— Ради бога, господа, говорит ли кто-нибудь из вас по-французски? Ведь я не знаю ни слова по-английски! Я приехал доживать свой век на этой скале, а языка не знаю.
История эта быстро становится известной. Нетрудно себе представить, каким тоном и с какой улыбкой Наполеон, выслушав ее, произнес: «Я знаю этого Моншеню. Это старый м..., болтун, обозный генерал, даже не нюхавший пороха. Я его не приму!»
Русский резидент Бальмен, описывая этот эпизод в донесении царю, язвительно добавил: «Весьма досадно то, что портрет схож с оригиналом; маркиз очень высокого мнения о своей должности, ибо другой у него никогда не было».
Выходец с юга Франции, граф де Моншеню утверждал, что его семья связана родственными узами с королевскими домами Франции и Испании. В одно прекрасное утро он сделал выбор в пользу более звучного титула маркиза и на Святой Елене никогда не упускал случая в присутствии британцев и своих русского и австрийского коллег похвастаться древностью и величием своего рода. Ему пятьдесят восемь лет, а службу в армии он начал с пятнадцати лет ив 1791 году стал полковником. Само собой разумеется, он эмигрировал и нашел пристанище в Кобленце, где произвел на всех впечатление не слишком умного интригана, желающего быть замеченным, чтобы занять должность, на которой его предшественники не оправдали возлагавшихся на них надежд. Его австрийский коллега после трех месяцев путешествия в обществе этого странного посланника пишет со Святой Елены в донесении своему двору: «Он напрочь лишен качеств, необходимых для исполнения возложенных на него обязанностей. Человек он порядочный, но малообразованный и на редкость бестактный; он никогда не занимался государственными делами, не имеет о них ни малейшего представления и не умеет логически мыслить. Во всем им движет лишь безграничное тщеславие; он не сумел завоевать здесь симпатий, а его смехотворные выходки окончательно лишили его какого бы то ни было уважения».
Но какой ненавистью он пылает! В то время как другие резиденты ведут себя с истинно дипломатической сдержанностью, нетерпеливый маркиз петушится, топает ногами и возвышает голос. Нужно выломать дверь Бонапарта, если он откажется показаться. Пусть дадут ему, Моншеню, гвардейский эскорт, и он возьмет это дело на себя. А все дело в том, что с тех пор как он вернулся во Францию и во время Империи, при содействии Камбасареса и Лебрена, был вычеркнут из списка эмигрантов, он не переставал плести интриги против «Узурпатора». Скрываясь в Лионе, почти без средств к существованию, он часто прилюдно заявляет: «Когда этот человек будет низвергнут, я стану умолять короля сделать меня его тюремщиком». Впрочем, это скорее свидетельствует о терпимости имперской полиции.
Слово свое он сдержал и теперь рассчитывает заставить говорить о себе во Франции и Европе. Свои обязанности он исполняет со всей возможной суровостью, не забывая при этом извлекать выгоду из этой ужасной ссылки. Его жалованье в 50 тысяч франков дает ему на Святой Елене 2500 фунтов, что представляет очень приличный доход. Но в каждом письме он вопиет о своей нищете, докучает Министерству иностранных дел сообщениями о том, что едят его лакеи, сколько стоит овес для лошадей и почем здесь свечи, и что рыба здесь большая редкость[23]. В сопровождении молодого адъютанта, исполнявшего обязанности секретаря, некого Жана Клода Гора, который, дабы оказать честь «старинному дворянству» своего шефа, добавил себе аристократическую приставку и превратился в капитана де Гора, он первым делом отправился на поиски жилья, что совсем непросто, так как все приличные здания заняты прибывшими для пополнения гарнизона офицерами. В конце концов он снял меблированный дом напротив дома Портеса и, покончив со всеми делами, принялся изливать свои жалобы герцогу де Ришелье, своему министру:
«Стирка здесь — нечто совершенно невообразимое: понять, что это такое, можно лишь зная о немыслимой цене топлива, о том, как трудно найти прачек; мыло также стоит невероятно дорого; я думаю, что эти расходы потянут на 100 фунтов; что касается корма для лошадей, то я сговорился с поставщиком Бонапарта на 4 шиллинга 2 пенса в день на каждую лошадь, так что, не съев еще и куска хлеба, я должен выложить 988 фунтов. Что касается продуктов питания, то труднее всего достать здесь говядину, молоко, масло, то есть продукты первой необходимости».
23
Нужно сказать, что цены на острове действительно были непомерными. За соломенные стулья у маркиза просили 65 фунтов, 370 фунтов — за жилье и 100 — за стирку. Слуги ему были предоставлены из числа рабов. 60 фунтов в год — за повара (которого он выбрал не сам), 42 фунта — за негра, который должен чистить лошадей, сопровождать его и подавать на стол, 40 фунтов — другому негру, который каждый день приносит воду и ходит в город за провизией, 36 фунтов — девице за мытье посуды и уборку в доме. Маленькие тощие цыплята — по 6 шиллингов за штуку, а говядина — и что это за мясо! — 2 шиллинга за фунт. 130 фунтов маркизу хватило на одежду, и он даже смог обновить свой гардероб, купив две круглые шляпы, два фрака, два сюртука, четыре пары брюк, три пары сапог, восемнадцать рубашек, двадцать четыре пары чулок, шесть полотенец, восемь пар кальсон, шесть ночных колпаков и пару простынь. Все эти сведения покоятся в архивах Министерства иностранных дел.