– Будем держаться до конца. Не спасуем. Я очень рад, что именно с тобой буду рядом.
К полудню мы перебрались в блиндаж. К нам присоединился Ежов, помощник командира взвода, трусливый, эгоистичный интеллигентик. Второй был славный малый, командир отделения Эдуард Сосновский.
Немцы запалили костры. Они разъезжали на мотоциклах и расхаживали по берегу, как у себя дома, будто нас и не существовало. Это нас немало злило, но вынуждены были выполнять приказ, то есть наблюдать и докладывать, но не открывать огня, так как предполагалось, что немцы будут переправляться, мы и сами были уверены в этом.
Не смыкая глаз всю ночь, мы поочередно наблюдали из амбразуры нашего блиндажа. Бинокль Ежова переходил из рук в руки. Панчул нервничал. Ему наша точка казалась мало замаскированной. Я дважды вылезал наверх с саперной лопаткой, подымал бруствер, набрасывал ветки.
Мы насчитали около двухсот танков. Причем танки были всевозможных конструкций. Гитлер раздел всю Европу. Техники у него было достаточно. Здесь были низкие широкие танки и высокие узкие, танкетки и броневики. На рассвете в бинокль стали видны физиономии фрицев от рядовых солдат до обер-офицеров. В центре Марьино, по-видимому, находился штаб. К высокому дому беспрерывно подъезжали посыльные, связные и адъютанты пешком, на велосипедах, мотоциклах и легковых автомобилях всех европейских заводов.
Это беспрепятственное движение напоминало парад. По обеим сторонам дома немцы замаскировали группу танков и артиллерийскую батарею.
Танки шли к Шлиссельбургу, за ними двигалась пехота, человек 20–30 за каждым.
Немцы чрезвычайно дерзко вели себя на открытом берегу. Они прекратили стрельбу, наверняка знали, что мы здесь находимся. Они, вероятно, думали, что по крайней мере целая дивизия, но никак не батальон истребителей, плохо обученных добровольцев.
Скоро весь берег покрылся зелеными шинелями и гимнастерками. Им доставили газеты. Они с утра читали новости о победах германского оружия. Некоторые жевали бутерброды. Среди военных были видны мужчины и женщины. Даже с нашего берега были видны эти распутные физиономии грязных проституток, их развязные движения, манеры.
Особенно гадко было, когда фрицы подходили к Неве и, наклонившись, мыли в ней грязные руки. И тут же испражнялись и брали воду для питья.
– Эх, сейчас бы десяток минометов да пару батарей артиллерии! Дали бы жизни, – со вздохом проговорил командир нашего взвода Шарков.
Немцы продолжали мирно расхаживать и раскатывать, а мы – рассиживаться. Вот появилась наша авиация. Немцы открыли яростный огонь из автоматических зенитных орудий и пулеметов. Наши орлы, не дрогнув, низко пролетели над их позициями, и вскоре мы услышали разрывы бомб.
Проснулись наши артиллеристы и начали долбить по немецким позициям. После чего не замедлили явиться немецкие бомбардировщики. Мы ожидали массированную бомбежку, но на этот раз противник сбросил всего около полутора десятков небольших осколочных бомб. Они не нанесли нам серьезного урона. Разрушено несколько домов, погибли или были ранены с десяток бойцов и мирных жителей, случайно остававшихся в деревне.
Нас перевели ближе к штабу. В одну ночь разграбили пекарню и растащили магазин. Мы ловили население и солдат. На третий день нас временно отправили на работу в хозвзвод. Днем мы оборудовали землянки, склады, по ночам несли охрану штаба и других объектов. Немцы не пытались делать переправу. Они укреплялись, постреливали, отдыхали, попивали наше вино и отсыпались у проституток.
В темные осенние вечера по Неве плыли горящие баржи. Охваченные ярким пламенем, они медленно двигались от Шлиссельбурга вниз по течению, освещая берега реки. ‹…›
Мы охраняли передний наблюдательный пункт, заходили в пустующие дома, где еще мяукали голодные коты, стояло не скисшее молоко и не успевший зачерстветь хлеб. Жители ушли со своим скарбом в лес, где вырыли землянки, забрав ребятишек и скот. Но каждый день с наступлением темноты они возвращались на свои огороды за картофелем.
Три дня на реке было тихо. Противник уже успел окопаться и укрепиться. На четвертый мы первые открыли огонь по немцам. Они ответили. Начались короткие перестрелки. Началось с того, что наш молодой боец, в недавнем прошлом молодой рабочий, вопреки всем приказам не вытерпел свободного «нахального», как он выразился, хождения немцев и нажал на спусковой курок. Он был превосходным стрелком и на расстоянии 500 метров убил наповал здоровенного фрица. Это понравилось, и начали наши палить в сторону противника. Начальство поддержало инициативу. Более того, оно издало официальный приказ стрелять по немцам.