Нет, как кажется, особой нужды упоминать, что Средневековье как на востоке, так и на западе христианского мира — это время особого этикета. Не будет также сильным преувеличением сказать, что монашеский этикет в наибольшей степени проявлялся при приеме посетителей. Отец Люсьен делает попытку реконструировать его детально, проявляя при этом немалую «изобретательность»: он восстанавливает обычное начало беседы отшельника с посетителем, используя апофтегму об искушаемом монахе, который попеременно играет то роль самого себя, то старца, якобы пришедшего к нему. В этой связи следует добавить, что иногда некоторые особенности агиографического текста, которые на первый взгляд могут показаться лишь литературным приемом, на самом деле отражают подлинные черты монашеского быта. Так, в одном коптском тексте, который мы изучали, также упоминались правила монашеского благочестия при встрече подвижников друг с другом. Странствующий монах, подходя к келье другого инока, стучался и называл того по имени еще до того, как мог его увидеть. Сначала мы решили, что речь идет о тонкой «игре на именах», которая не имеет отношения к реальности и является лишь «знаком», подчеркивающим особую проницательность Отцов–пустынников. Каково же был наше удивление, когда мы узнали, что во время недавних раскопок в Фиваиде рядом с монашескими кельями были обнаружены надписи с именем подвижника и просьбами молиться за него! Значит, далеко не всё, что с первого взгляда может показаться лишь агиографическим «клише», на самом деле является таковым. Нам остается только добавить, что правила приема гостей у египетских отшельников, возможно, были не такими формальными, как, например, сложный придворный церемониал, но все‑таки они старались им следовать, хорошо понимая, что случайностей в этом мире не бывает и угодить гостю — это значит угодить Самому Господу: ведь именно Он устраивает так, чтобы прибывшие посетители не только не стесняли духовное развитие монаха, а, наоборот, способствовали ему.
Естественно, что к повседневности следует относить не только пребывание отшельника на одном месте, но и его перемещения в пространстве — тем более что в последнее время признано, что мир отцов пустыни был более «мобильным», чем это ранее представлялось исследователям. Отец Люсьен постарался по возможности подробно осветить вопрос того, как, куда и почему путешествовали отцы–пустынники. В этой же главе своей работы отец Люсьен касается другой интересной и мало еще разработанной темы — появление в монашеской литературе «праведника в миру». Эта фигура — своеобразное зеркало, в которое время от времени должен смотреться монах, чтобы не впасть в гордость, нарциссизм или чванство. Уже очень, увы, хорошо известно, что бывает, когда это «зеркало» стремятся убрать… Интересно еще и то, что отец Люсьен затронул не только «материальный», но и духовный аспект путешествия. Оставаясь на месте, монах постоянно пребывает на пути к Богу, и наоборот, куда бы монах ни шел, он все равно пребывает в келье. Как это часто бывает, в этих словах только видимое противоречие — на самом деле они по–разному выражают основную суть монашеского подвига: нужно только научиться понимать за внешними на первый взгляд вещами важные духовные категории.
Отец Люсьен хорошо понимает, что отшельничество в его «классическом» виде, предполагающем полное уединение, являлось только идеалом, который воплощался редко и был доступен лишь немногим. Ведь чтобы передавать друг другу опыт духовной жизни подвижники вынуждены были общаться и, как показывает внимательное чтение апофтегм, делали они это весьма охотно. По всей видимости, жизнь в основных монашеских центрах Нижнего Египта — Нитрии, Келлиях и Скиту — была подчинена недельному ритму. Всю неделю монахи пребывали порознь, а на выходные приходили на совместное богослужение и трапезу. Конечно, могли быть и варианты: часто монах подвизался не один, а вместе со старцем или даже в небольшой монашеской общине, но речь ведь идет о совместных выходных собраниях всей «конгрегации». И здесь, как не раз подчеркивает отец Люсьен на страницах своей книги, монахи могли оставаться простыми людьми со своими вполне понятными человеческими слабостями: «Во время духовной проповеди аввы монахи могли дремать или даже спать… Однако стоило старцу начать рассказывать слегка фривольную историю, братия тут же просыпалась и начинала внимательно слушать».