Эта внутренняя жизнь не была интеллектуальной деятельностью, рефлексией мыслителя, философа или даже богослова. Однако отшельник находился в условиях, предполагавших тишину и уединение, что способствовало концентрации внимания, самонаблюдения и духовной активности до такой степени, что мысль Отцов пустыни смогла приобрести исключительную ясность и точность. Отцов–пустынников часто считают ярыми противниками всякой интеллектуальной деятельности. Конечно, не они развивали богословскую науку — не в этом было их призвание, но они все же сыграли значительную роль в истории христианской духовности и — осмелимся сказать — в духовной истории человечества. Их изречения свидетельствуют о глубочайшей мудрости и тонком знании человеческой психологии. Вот почему, как очень верно заметил Анри Бремон, они имели «самое глубокое, самое широкое и самое длительное влияние на христиан и христианскую цивилизацию»[712]. Предшественники нынешних профессиональных психологов и психоаналитиков, разве не они продвинули гораздо глубже, чем все предыдущие поколения, исследование своего «я»[713] и всего внутреннего мира человека, то есть того пространства, где собственно и протекает человеческая деятельность, где осуществляется истинное назначение человека?
Единая множественная работа
Как говорил один из старцев, «человек непременно должен работать внутри себя»[714]. Монах, пришедший в пустыню, чтобы всецело предать себя Богу, старался посвятить Господу не только свои поступки, но и свою внутреннюю жизнь. Авва Арсений говорил: «Всеми силами своими сражайся за то, чтобы внутреннее твое делание было богоугодно»[715]. То есть требуется не только согласие с Божественной волей, но и стремление к Богу, желание к нему «прилепиться». Иными словами, монах должен постоянно заниматься делами Божиими. «Пчела, куда бы ни летела, вырабатывает мед, монах, где бы ни находился, исполняет дело Божие»[716]. Это и есть то «духовное дело, ради которого он пришел в пустыню»[717], или «дело души»[718], то есть главное занятие монаха, или даже можно сказать — единственное его дело, просто — «монашеское делание»[719]. Да и не только монаха. Антоний Великий говорил о «великом деле человека»[720] — всякого человека; но монах совершает его всю свою жизнь.
Апофтегмы, которые говорят нам об этой внутренней работе, весьма многочисленны, и они сильно различаются по смыслу тех описаний и определений, которые содержат, поскольку работа эта является одновременно и единой, и многообразной. Авва Иоанн Колов говорил: «Святые — как сад, в котором разные деревья приносят разные плоды, хотя и орошаются одинаково. Так и делание одного святого — одно, а другого — другое, но один дух действует в них»[721].
Другой старец учил: «Сердцевина пальмы едина — она бела и заключает в себе все ее развитие. Подобное этому находим мы у праведных, ибо сердце их простое и единое, смотрящее только на Бога»[722]. Но у каждого из Отцов был свой способ выполнять эту внутреннюю работу. Каждый актуализировал ту или иную черту, либо по своим внутренним мотивам, либо — для пользы собеседника, с которым он общался. Поэтому мы попытаемся не спеша собрать воедино все эти элементы, чтобы иметь точное и полное представление о внутренней жизни Отцов пустыни настолько, насколько нам это вообще возможно сделать.
Помнить о грехах своих
В сложной конфигурации мыслей, образов и чувств сначала присутствуют воспоминания о прошлом, а в особенности — память о совершенных грехах. Она, как кажется, притягивала внимание отшельника в наибольшей степени. Это воспоминание занимает в текстах такое место, что может возникнуть искушение полагать, что все монахи до прихода в пустыню были законченными уголовниками и тяготились своим тяжелым прошлым. На самом деле, как мы уже видели, помимо нескольких бывших разбойников основная часть отшельников в прошлом была честными и порядочными людьми. Но их постоянный контакт с Богом в уединении сделал их сознание столь чистым и столь чутким, что они укоряли себя в малейших проступках, которые обычно ускользают из‑за непостоянства человеческой природы. Как очень верно говорил по этому поводу авва Матой: «Чем ближе человек становится к Богу, тем больше он видит себя грешником»[723].