Родственники в пустыне
Нечасто, но все же случалось так, что члены одной семьи — или большая ее часть — вместе уходили в пустыню. Это могли быть либо братья, либо отец с сыном. Обычно «старцем» становился старший брат, а младший его слушался. Мы, например, видим, что Иоанн Колов и Пахомий Великий подчинялись своим старшим братьям[813]. В общине семерых братьев из семьи аввы Пимена старший из них, Ануб, осуществлял функции главы. Братья жили все вместе, но отрешенно, как чужие по отношению друг к другу[814]. Случалось также, что отец приходил в пустыню вместе со своим сыном и становился его наставником вместо старца. В Келлиях у аввы Иакова духовным учителем был его родной отец[815]. Авва Захария, будучи еще ребенком, присоединился в Скиту к своему отцу Хариону и подвизался под его духовным руководством. Авва Харион был великим подвижником, но, будучи немного склонным к мистике, он скоро стал неспособен успешно осуществлять духовное руководство сыном, который быстро совершенствовался на путях святости и созерцания Божественных тайн[816]. И авва Ануб также потихоньку оставил свое попечение над аввой Пименом, в котором все более и более проявлялся исключительный духовный дар пастыря душ. В целом же старец, как правило, не относился ревниво к своему званию. Скорее, он был склонен поменять роли, что иногда и происходило. В пустыне рассказывали одну историю про старца, у которого был замечательный ученик по имени Петр. Однажды в приступе раздражения старец выгнал его из кельи, и Петр остался возле ее дверей. По прошествии двух дней старец нашел его там же и сказал ему: «Давай, заходи, отныне ты Отец и старец, а я молодой ученик»[817].
Критерий старчества
Два брата могли подвизаться вместе вполне равноправно довольно долгое время и между ними не возникало ни малейшего разногласия, даже если демон употреблял все свое коварство, чтобы посеять в них семена раздора[818]. А все потому, что оба брата соревновались между собой в терпении и смирении. Если однажды Бог особым образом являл святость одного по отношению к другому, то последний признавал его превосходство и с этого времени считал его за старца и называл уже не «братом», а «отцом».
Ни преклонный возраст, ни долгие годы, проведенные в пустыне, сами по себе не были критерием старчества. Иоанн Кассиан замечает по этому поводу: «Юные не являются все равным образом ревностными, мудрыми и добродетельными. Так и у старых не находим мы часто равной степени совершенства, ни одинаковой опытной добродетели… Многие состарились в безразличии и расслабленности…»[819] Были случаи, когда довольно молодым монахам, благодаря их великой мудрости и дару слова[820], давали титул «аввы». Но мы можем обнаружить и отшельников весьма преклонного возраста, которые так и не удостоились этого звания, поскольку не имели требуемой рассудительности, чтобы руководить другими. Иоанн Кассиан указывает нам на старцев, возрастом более ста лет, чья «святость проявилась только в их облике»[821]. Один из них — авва Херемон — не хотел иметь подле себя учеников из страха того, чтобы, как он сам признавался, своим примером не ослабить суровость подвигов других[822]. В Египте старики всегда были уважаемы и почитаемы. Это страна, где, как заметил один историк, старикам жилось совсем неплохо[823]. А в пустыне такой почет особенным образом оказывался старцам из‑за их духовной мудрости и святости жизни.
Продолжение отношений
Совместное существование старца со своим учеником могло продолжаться довольно долгое время и быть суровой школой смирения, однако вряд ли в их отношениях всегда царил мир. Один из них вполне мог попасть в сеть какого‑нибудь порока. Так, например, один старец ходил каждый день в соседнюю деревню, чтобы продать две циновки, которые сплели он сам и его ученик Он пропивал почти всю выручку, а ученику приносил только краюшку хлеба[824]. Другой, «невероятно желчный», каждый день оскорблял своего ученика, плевал в него и ставил возле двери[825]. А иногда, наоборот, — испытанию подвергалось долготерпение старца. Так, забота аввы Нистероя о своем ученике навсегда осталась в памяти пустынников[826]. Другой авва однажды сделал замечание своему юному последователю, после чего тот покинул старца и оставил его без еды на тринадцать дней. Своему соседу, который пришел на помощь старцу, авва сказал: «Ничего, когда он сможет, то вернется»[827].
813
А 317 (=Иоанн Колов, 2. Достопамятные сказания. С. 77);
823