При разборе результатов моей «отсидки» врачи хотели забрать мои записи и рисунки. Я не отдал, пусть изучают мой официальный отчет, который я также храню все эти годы.
Может быть, для сегодняшнего врача-психолога интересны отдельные моменты и нюансы длительного пребывания человека в изолированном пространстве. Для них привожу практически полное содержание моего отчета, с оборотами и стилистикой, характерными для середины прошлого столетия (!).
«Задача, которая была передо мной поставлена, определена программой исследования. Это: определение нервно-психической устойчивости при длительном пребывании в изолированной камере в одиночестве с применением психологических исследований комплексного характера.
За два дня до начала опыта со мной соответствующими товарищами были проведены практические занятия с целью ознакомления с сурдокамерой и программой моей работы. График моей работы — „перевернутый“. И 13 марта в 13 часов опыт начался.
Проанализировав ту задачу, которая передо мной стояла, я определил себе личные, так сказать, задачи: полностью отключиться от всего того, что осталось за дверьми камеры, совсем забыть о том, что за мной ведется наблюдение, ибо это очень сковывает движения и очень тяготит;
найти себе такую работу, чтобы она мне была не в тягость, чтобы я ее делал с увлечением и чтобы она меня полностью захватила;
вести строгий внутренний самоконтроль, ибо я понимал, если все пустить на самотек, расслабить нервы — хороших результатов не жди.
Как я выполнял эти задачи? Должен доложить, что мне удалось так настроить себя, свою психику, что я действительно с первого же дня чуть ли не полностью отключился от внешнего мира. Для меня было все равно, что сейчас за дверью — день или ночь, холодно или жарко! С первого же часа я заставил себя не обращать внимания на все объективы, которые смотрели на меня со всех сторон, и постепенно привык к тому, что я — совершенно один. Старался даже как можно меньше говорить, что тоже вроде бы на первых порах удавалось. В общем, ночью старался не очень тревожить бригаду. Часто я ловил себя на том, что подчас совершаю действия, которые в обыденной жизни делаются не на глазах у всего народа; я мог подойти к зеркалу и долго исследовать свою лысину — операция, которую я обычно делаю совершенно секретно. Хотел вообще перещеголять самого себя — не включать белую лампочку, когда это надо, но вовремя все же удержался. (Хочу сделать маленькую вставочку в текст 60-х годов прошлого столетия. Речь идет о следующем: когда тебе надо в туалет, то ты обращаешься к дежурной сестре, она тебе гасит большой свет и включает маленькую, интимную лампочку.)
Забыв окружающий мир, я, конечно, не мог забыть людей, которые там остались, ибо, если нет людей, то нет и проблем, а если нет проблем, то выполнение второй моей задачи было бы невозможно.
Условия опыта не определяют область человеческой деятельности, которой должен заниматься человек в камере. Каждый выбирает себе работу по душе, я же выбрал себе работу для души.
Она, эта моя работа, не имеет никакого отношения к освоению космоса (собственно, этого от меня и не требовалось), но я достиг своего — увлекся этой работой на все 100 процентов. Верите ли, но мне часто просто не хватало времени выполнить то, что я наметил на день, а один раз так увлекся, что пропустил „час танцев“ (сегодняшний комментарий: „час танцев“ — обязательная зарядка под музыку). Какая это работа? Это решение одной из многих „холостяцких“ проблем, о которых не стоит даже говорить, и, кроме того, увлекся рисованием. Ни то ни другое особого значения, с точки зрения опыта, может быть, и не имеет, но все это помогло мне выполнить то, что от меня требовалось, — занять свой день в камере. Не спорю, что это, может быть, с точки зрения медицины, и не самое интересное и важное занятие, можно было бы найти работу значительно интереснее, но для этого нужны какие-то подсобные материалы, то есть то, что запрещается программой.