Стоянки извозчиков[130] имелись у вокзалов, гостиниц, на оживленных перекрестках; в прочих местах они стояли по своему усмотрению. Определенной, обязательной таксы не было[131]. Извозчик запрашивал сумму, учитывая общий облик седока, один он или с дамой, какая погода, какое время (день или ночь), торопится седок или нет, приезжий он или местный, много ли у него вещей, знает ли город и, конечно, главное — на какое расстояние везти. Седок, в свою очередь, оценивал ситуацию: много ли на стоянке извозчиков, удобна ли пролетка, хороша ли лошадь и т. д. Торговались, спорили, седок отходил, опять возвращался, наконец садился. При дамах обычно не торговались. В последние годы перед первой империалистической войной извозчикам вводили таксометры для измерения расстояния. Таксометр укреплялся у извозчичьего сиденья, на нем красовался красный флажок. Однако это нововведение не привилось[132].
Зимой извозчики ездили в санках[133], очень маленьких и неудобных. Спинка была очень низенькая, лошадь, идущая следом[134], роняла пену прямо на голову седока; хотя и существовало правило — держать дистанцию не менее двух сажен, оно не соблюдалось. Поздно вечером и ночью извозчики особенно были нарасхват[135].
Извозчики жили[136] обычно на извозчичьих дворах, где была страшная теснота: стойла крошечные, над ними сеновалы. Тут же рядом сложенные одна на другую пролетки или сани, смотря по времени года.
Среди извозчиков было много людей пожилых, нездоровых, которые не могли работать ни на фабриках, ни в деревне. Санитарные условия в общежитии были скверные[137]: тесно, одежду они получали на двоих или на троих, которая часто являлась рассадником насекомых. Среди обывателей извозчиков часто называли «желтоглазыми», видимо, по причине инфекционной болезни глаз все из-за той же антисанитарии.
Ездили извозчики обычно «от хозяина». У каждого хозяина было по нескольку рабочих-извозчиков, которых он страшно эксплуатировал: за поломку экипажа или сбруи вычитал из его заработка, сдавать определенную сумму извозчик должен был ежедневно, например три рубля, заработал он их или нет. Отвечал он и за здоровье лошади. Вечной заботой извозчика было выбрать удачное место стоянки, использовать разъезд публики из театра, подкатить к вокзалу к прибытию поезда и т. д.
Были в столице лихачи[138] — извозчики высшей категории. У лихача лошадь и экипаж были лучше, сам он был виднее и богаче. Лихач был похож не на извозчика, а скорее на собственный выезд. Лихачи выжидали выгодного случая прокатить офицера с дамой, отвезти домой пьяного купчика, быстро умчать какого-нибудь вора или авантюриста, драли они безбожно[139], но мчали действительно лихо. Нанимали их люди, сорившие деньгами, и те, которые хотели пустить пыль в глаза. Стоянок их было немного — на Невском, на углу Троицкой, около Городской думы, на Исаакиевской площади.
Особой категорией извозчиков были тройки для катания[140] веселящихся компаний. Зимой они стояли у цирка Чинизелли[141]. Кучер в русском кафтане, шапке с павлиньими перьями; сбруя с серебряным набором, с бубенцами. Сани с высокой спинкой, расписанные цветами и петушками в сказочном русском стиле. Внутри все обито коврами[142], полость тоже ковровая, лошади — удалые рысаки. В сани садилось 6–8 человек на скамейки, лицом друг к другу. Мы застали уже последние такие тройки. Но изредка можно было на главных улицах видеть тройку, мчавшую веселую компанию с песнями к цыганам в Новую Деревню или в загородный ресторан. Такие катания и в наше время уже казались чем-то отживающим.
На Масленицу появлялся еще один вид пассажирского транспорта — вейки[143]. В город на это время приезжали крестьяне на своих лошадях, в легких саночках. Это были большей частью представители финских племен: карелы, ингерманландцы, ижоры, которые в просторечии именовались чухнами. Лошадей они украшали красочной сбруей, бубенцами и ленточками. Дугу и оглобли также украшали. Большая часть населения столицы, особенно простолюдины, катались на вейках с детишками, преимущественно днем, а вечером катались мужья с женами и рабочая молодежь. На улицах раздавались звуки гармошки, пение, и полиция не запрещала — была Масленица. Иногда днем на вейках ездили и деловые люди: лошадки бойкие, санки удобные, брали недорого, даже дешевле извозчиков. Город они знали плохо и за любой конец запрашивали 30 копеек, что устраивало тех седоков, которым надо было ехать далеко.
Для повышения заработка некоторые извозчики подделывались под «веек», запрягали лошадей в деревенские сани, украшали их и даже запрашивали те же 30 копеек. Желая окончательно сойти за «чухну», они коверкали родную речь, говоря седокам: «Триссись копеек».
Много было в столице и собственных выездов. Их имели аристократы, крупные чиновники, банкиры, фабриканты, купцы. Экипажи у собственников были самые разнообразные: кареты, коляски одноконные и пароконные, фаэтоны в английской запряжке[144] с грумом в цилиндре (вместо кучера), с высоким стоящим хлыстом, «эгоистки» на высоких колесах, мальпосты на двух высоких колесах, шарабаны на одного или двух седоков без кучера; большое разнообразие было и в санях — одноконные, пароконные с запряжкой с дугой и в дышле. На лошадях сетки, чтобы на седоков не летели комья снега с лошадиных копыт. Мы застали еще кареты и пароконные сани с запятками: с площадкой сзади, на которой стоял лакей. Обыкновенно же лакей сидел рядом с кучером на козлах[145]. Некоторые кареты и ландо имели на дверцах золотые гербы или короны, свидетельствующие о том, что выезд принадлежит «сиятельному» лицу.
Собственники гордились своими выездами — это был показатель их богатства, значит, и положения в свете. Купцы, фабриканты и прочие буржуи ездили без лакеев. В наше время езда с лакеями уже отдавала чем-то архаичным.
Особой пышностью отличались дворцовые и посольские выезды. Самым парадным дворцовым выездом было ландо «адамон» с запряжкой шестеркой белых лошадей цугом по две. Кучера не было, а на каждой левой лошади сидел форейтор, одетый под жокея. Так выезжала обыкновенно царица с детьми. В дворцовом Конюшенном ведомстве было много всевозможных экипажей, особенно карет, в которых ездили и зимой. Экипажи эти ничем особенно не отличались, разве только добротностью, а иногда и старомодностью. Дворцовыми выездами пользовались кроме членов царской фамилии приближенные им лица, министры и высшие чиновники Дворцового ведомства.
В Конюшенном же ведомстве состояли выезды для обслуживания императорских театров[146] — большие неуклюжие кареты старого образца. Эти кареты подавались «солистам его величества» и другим крупным артистам. Подавались они и для учениц Театрального училища для вывоза на спектакли с их участием или как зрителей. Учеников Театрального училища везли на открытых длинных линейках, на которых они сидели с обеих сторон, спинами друг к другу.
Посольские выезды — пароконные, в дышле, на дверцах карет или ландо герб своего государства; козлы накрыты особой накидкой, расшитой золотым позументом. На козлах сидели кучер и лакей в ливреях с позументами и в треугольных шляпах, надетых наискось.
Начиная с 1907–1908 годов у состоятельных людей появились автомобили[147] различных типов заграничных фирм, в России автомобильной промышленности не было. Для того времени легковой автомобиль был редкостью[148] и исключительной роскошью; шофер был одет на заграничный манер[149] — короткое пальто реглан, желтые краги и ботинки, обязательно желтые кожаные перчатки с крагами. У автомобилей были различные гудки — от простого рожка с резиновой грушей до гудка с клапанами, на которых ловкие шоферы играли отрывки красивых мелодий. Были машины, снабженные клаксонами.
вернуться
Стоянки извозчиков… Самые крупные стоянки извозчиков («извозчичьи биржи») — на Исаакиевской пл. (на Синем мосту) и между Казанским собором и Екатерининским каналом (Baedeker K. 90).
вернуться
…таксы не было. Постановлением Городской думы с 1 января 1899 г. был установлен тариф на пользование извозчиками (в коп.):
вернуться
…нововведение не привилось. Проект введения таксометров обсуждался очень долго — по меньшей мере с 1902 г. Изредка в Петербурге можно было встретить экипаж с таксометром. На таком за первую версту надо было платить 20, за каждую следующую — по 10 коп. На маршрутах от вокзалов — надбавка 15 коп. (Baedeker K. 90).
вернуться
Зимой извозчики ездили в санках… Различались сани «городские», «ковровые» и «вейки» («чухонские»). Извозчики и владельцы собственных выездов ездили на «городских» — с деревянным (под орех или красное дерево) кузовом и тонкими металлическими копыльями и полозьями. Козлы были такие узкие, что возница скорее опирался на них, чем сидел. Запрягали в одну или две лошади. Ноги седоков укрывались суконной (в собственных выездах — медвежьей) полостью. Седок должен был крепко держаться, чтобы не выпасть на повороте. На стоянке лошадей накрывали суконной попоной. При сильных морозах на них надевали попоны, облегавшие все туловище, с застежками на груди и по брюху. Сбруя надевалась поверх попон (Ривош Я. 83).
вернуться
…лошадь, идущая следом… «Лошадиная обмерзшая в сосульках морда почти у вас на плече» (Ахматова А. I. 27).
вернуться
…были нарасхват. В отличие от «дневных» извозчиков, у «ночных» и закладка была погрязнее, и лошадь похуже (Бахтиаров А. 1903. 61).
вернуться
Извозчики жили… Извозчичьи кварталы — Лиговка от Николаевского вокзала до Обводного и примыкающие улицы. Здесь их (обычно выходцев из Калужской губернии) жило больше, чем во всем остальном Петербурге. «Ни одной библиотеки, книжной лавки, лечебницы, парикмахерской, галантерейной, мануфактурной… только питейный дом, трактир, портерная, чайная, реже попадается мелочная лавка, хлебная пекарня, квасная… и все… <…> Этим исчерпываются потребности извозчика… Даже единственная здесь баня торгует всего три дня в неделю» (Животов Н. I. 27, 29).
вернуться
…условия в общежитии были скверные… «Извозчики живут у хозяев на их харчах, получая 8 руб. в месяц жалованья и… право ткнуться после езды где-нибудь „соснуть“. Харчи состоят из щей или похлебки, получаемой извозчиками утром перед выездом; затем, возвращаясь ночью, некоторые находят хлеб „незапертым“ и закусывают краюхой на сон грядущий, большинство же хозяев запирают хлеб, и извозчики должны ложиться голодными. Об одном хозяине извозчики рассказывали: „На 36 рабочих он имеет одну комнату с девятью матрацами, но и матрацы эти выдаются только на те дни, когда „санитары по дворам шляются“, а как только „санитарная комиссия прошла“, матрацы убираются… Извозчики хоть и получают жалованье по 7 руб. в месяц, но… не увидят никогда ни копейки… Все идет на вычеты и штрафы“» (Животов Н. I. 31). Впечатления седока: дрожки пахли дегтем, кожей и лошадьми, «однако обычно самый сильный запах исходил от самого возницы… запахи от немытого тела проникали сквозь слои одежды, такие же плотные, как у мумии, и столь же редко сменявшиеся» (Стравинский И. 1971. 12). Общераспространенное прозвище извозчика — «ванька». Кучера звали их «желтоглазыми гужеедами», сами извозчики называли друг друга «сватами». Журналист, преобразившийся в извозчика, чтобы ознакомиться с их бытом и условиями работы, рассказывал: «Я не смею сойти с козел, под страхом наказания; не смею зайти, куда бы хотел, потому что везде меня, как парию, выгонят в шею» (Животов Н. I. 2, 3, 6, 21).
вернуться
Были в столице лихачи… Большинство лихачей были из барских кучеров и всячески это подчеркивали. У лихача и впрямь мог быть собственный выезд. Пролетка на дутых шинах, по бокам козел — электрические фонари. Велюровый цилиндр или бобровая шапка; поддевка тонкого сукна, зимой обшитая куницей или соболем; пояс с серебряными бляхами; перчатки или рукавицы белые из оленьей замши; сзади на поясе — путевые часы в кожаной оправе. Летом — бархатная безрукавка поверх русской рубашки; на голове шапка с павлиньими перьями. Волосы у лихача завиты и напомажены, борода расчесанная и подстриженная (Ривош Я. 143).
вернуться
…драли они безбожно… У лихачей никакой таксы не существовало. Сколь бы коротка ни была поездка, меньше чем за «рупь» лихач с места не трогался, а за час езды брал не менее 3 рублей (Бахтиаров Н. 1903. 61, 62). «Городское управление не сдает здесь (на углу Невского и Литейного. — А. С.) никому мест для стоянки, но лихачи на резине по особым соглашениям с господами городовыми и дворниками устроили монополию и завладели местами. Стоянки тут бойкие. Напротив Палкин и две гостиницы с номерами для приходящих или приезжающих с островов; кругом богатые фирмы и квартиры. Есть и постоянные пижоны, феи и дамы сердца. <…> Выйдет парочка из гостиницы, потом на острова, ужинать к Палкину, и под утро лихач развезет по домам. <…> Каждый лихач имеет своих постоянных „гостей“ и знает все их интрижки. <…> Некоторые лихачи… оказывают своим седокам существенные услуги по части знакомства и сокрытия концов в воду; они при случае могут достать деньжонок, оказать кредит. <…> Рассказывают про одного „пижона“, который спустил около 200 тысяч рублей в одно лето, при постоянном посредничестве лихача Максима. Пижон теперь нищенствует, а лихач величается „Максим Митрич“ и имеет 40 закладок» (Животов Н. I. 13, 14).
вернуться
…тройки для катания… При запряжке тройкой коренник бежал рысью, а пристяжные скакали галопом. Обычно коренник был рысаком, а пристяжные — лошадьми верховых пород. Во время бега пристяжных заставляли держать голову набок. Пристяжные обычно подбирались «под масть» — одного цвета, с одинаковыми отметинами, — а коренник мог быть другого цвета, но особым шиком считалась одномастная тройка (Ривош Я. 81, 82).
вернуться
…у цирка Чинизелли. Цирк Чинизелли — ныне Санкт-Петербургский государственный цирк (Фонтанка, 3). Летняя стоянка троек — за Казанским собором (Baedeker K. 90).
вернуться
Внутри все обито коврами… У «ковровых» саней (как и у «веек») шли по бокам на всю длину отводы толщиной с оглоблю, которые отводили снег на узком санном пути и поддерживали сани на ухабах. Ковры в них были обычно черные, с красно-зелеными цветами. Поверх щитков от снега иногда ставили электрические или карбидные фонари. Лихачи устанавливали фонари и на торцах оглобель. Чаще всего на таких санях катались в масленицу (Ривош Я. 84). Стоило это, в зависимости от расстояния, 8–20 руб. плюс рубль — два чаевых (Baedeker K. 90).
вернуться
…вейки. «Вейками» называли и саночки, и самих возниц (фин. veikko — товарищ, друг, брат).
вернуться
…в английской запряжке… Фаэтон — легкая коляска со складным кожаным откидным верхом. Английская упряжь — без дуги и гужей: тяга осуществлялась постромками. Оглобли служили только для поворота и крепились к поворотному кругу, а не к осям. Считалось шиком держать вожжи левой рукой, как поводья при езде верхом, а в правой держать хлыст из камыша или китового уса, оплетенного ремешками (в русской упряжке ездить с кнутом в руке считалось неприличным, даже извозчики прятали кнут за голенище). Можно было вставить хлыст в гнездо на переднем щитке или в ногах. Лошадям стригли голову и холку, хвост купировали (закладывая такую лошадь по-русски, ей подвязывали фальшивый хвост, иногда и гриву); передние ноги бинтовали; для предотвращения солнечного удара на голову лошади водружали соломенную шляпу с небольшими полями с отверстиями для ушей и очень высокой тульей. Грум соединял обязанности кучера и выездного лакея. Специально подбирали малорослых грумов, часто мальчиков 14–15 лет. Форма грума — курточка до пояса, со стоячим воротником; белые бриджи; жокейские сапоги; белые замшевые перчатки. «Эгоистка» — то же, что шарабан: двухколесный открытый экипаж с запряжкой в одну или две лошади. Экипажи под английскую упряжь (коляски, ландо, кареты, кабриолеты) чаще, чем в русской, были с красными или желтыми колесами с дутыми шинами и никелированными спицами. При светлых кузовах сбруя была желтая или коричневая. Английские экипажи часто были снабжены ручным тормозом. Ездили в них преимущественно летом (Ривош Я. 82, 98, 181).
вернуться
…лакей сидел рядом с кучером на козлах. Выездной лакей открывал и закрывал дверцы экипажа, откидывал ступеньку кареты, держал под уздцы лошадей во время стоянки, носил покупки и вещи хозяина, опекал собаку, укутывал ноги седоков пледом. Подбирали их из людей высокого роста. Сидел лакей слева от кучера. Форма выездных — велюровый цилиндр; летом — обшитая галуном короткая ливрея со стоячим воротничком, бантик или пластрон, белые бриджи, заправленные в черные жокейские сапоги, светлые замшевые перчатки; осенью и весной поверх ливреи — шинель типа «николаевской» с эполетом и аксельбантом; зимой — шинель с меховым воротником (енот, медведь) (Ривош Я. 180). Кучера частенько бывали бездельниками, хвастунами и сплетниками. «Лошадей убирает конюх, мое дело только на козлах сидеть и 30 рублев в месяц, окромя харчей и подарков». В часы ожидания господ у театров и ресторанов они громко обсуждали интимные подробности жизни своих хозяев (Животов Н. I. 33, 34).
вернуться
…выезды для обслуживания императорских театров… Экипажное заведение Дирекции императорских театров находилось на Вознесенском пр., 39. Тамара Карсавина вспоминала: «Огромные экипажи, называемые „допотопными ковчегами“, вмещали шесть человек. Когда нас бывало больше, мы ехали в сопровождении двух классных дам, горничной и швейцара, сидевшего на козлах. В торжественных случаях нам подавали старинный рыдван на пятнадцать мест, очень длинный, с окошком в задней стенке» (цит. по: Гершензон П. 301). Конструкция линейки — длинная доска на колесах. Ноги седоков покоились на длинной ступеньке, укрепленной по бокам линейки. Кучер сидел на доске верхом, поставив ноги на упоры.
вернуться
…появились автомобили… Первые автомобили появились в столице в 1901 г. Один принадлежал графу Фредериксу, другой — великому князю Дмитрию Константиновичу. Недоверие царя к авто, часто останавливавшемуся без всякой видимой причины, сменилось интересом после того, как в 1903 г. во время визита в Гессен царской чете пришлось сделать несколько поездок в автомобиле с принимавшим их великим герцогом Эрнестом. «Вернувшись в Царское Село, мы однажды увидели князя Владимира Орлова подъезжающим ко дворцу на элегантной машине („Делоне-Бельвилль“). После завтрака государь пожелал прокатиться на этой керосиновой штуке. Объехали кругом парка, и государь тотчас же посоветовал и государыне сделать „экскурсию“. Орлов поспешил предложить машину их величествам. Прогулки сделались почти ежедневными. <…> В конце года (1904. — А. С.) императорский гараж был уже обставлен очень полно. Сначала появилось десять автомобилей, потом двадцать; выросла даже школа шоферов. Орлов продолжал лично возить царя. <…> Через несколько лет у царя образовался один из самых обширных автомобильных парков в Европе» (Мосолов А. 175, 176). Наиболее распространены были французские марки «Дион-Бутон», «Пакар-Лэвассер», «Рено», «Пежо»; немецкие «Даймлер-Бенц», «Мерседес», «Опель»; итальянские «Фиат» и «Мангия» (Ривош Я. 72).
вернуться
…автомобиль был редкостью… В 1911 г. в Петербурге числилось 1314 частных и 417 казенных автомобилей (Енакиев Ф. 40). Скорость езды не ограничивалась. Неписаные правила сводились к трем пунктам: придерживайся правой стороны; обгоняй слева; остановись, если тебя испугалась лошадь (Baedeker K. 25–26).
вернуться
…одет на заграничный манер… Головной убор шоферов — фуражка-«капитанка» или кепка с застегнутыми наверху на кнопки «ушами». Обязательны были очки-маска с двумя стеклами, вставленными под углом. Пальто шоферов или хозяев, садившихся за руль, обычно было в клетку. Зимой кабина не обогревалась, приходилось надевать утепленное пальто с меховым воротником, шубу или доху и кутать ноги пледом или меховой полостью (Ривош Я. 142). Реглан — одежда, у которой рукав составляет одно целое с плечом.