Обычно купцу принадлежало несколько лавок, в каждую он ставил доверенного приказчика, который ежемесячно сдавал определенную сумму дохода, а остальное хозяина не интересовало. Такие лавки бывали своего рода клубом, где по вечерам собиралась «дворовая аристократия» — дворники, прислуга, кучера, ремесленники. Забегут на минутку купить десяток папирос или на копейку квасу и за разговорами задержатся. Обсуждались сенсационные новости: измены, драки, кражи. Тут же писались письма, давались юридические советы и даже медицинские консультации.
Прибегает в слезах горничная: ударила хозяйка. Немедленно появляется «адвокат», который сразу же пишет жалобу мировому судье с «полным знанием всех законов Российской империи» и ссылкой на фантастическую статью. При почтительном молчании присутствующих автор зачитывает свое произведение, слышатся возгласы: «Ну и голова, Спиридоныч: если уж напишет, никто с крючка не сорвется». Или придет измученная женщина: муж опять запил, что делать? Советчики рекомендуют: «Ты б свела его в Варшавскую церковь»[301] или «Иди к тетке Агафье на Вторую роту: она заговаривает от пьянства». Все поддакивают: «Точно, давно проверено».
У каждой порядочной лавки или магазина были двухколесные тележки. В них развозили товары. Этим занимались «молодцы» — здоровые парни, которые в остальное время переносили ящики, кипы, перекатывали бочки. Воз картонных, фанерных или лубяных коробок из магазина модных дамских вещей поражал размерами, из-за него не увидишь, бывало, возчика.
Мясные лавки на тележках развозили по столовым и трактирам мясо. Фирма «Помещик» развозила по квартирам молочные продукты. Гуталин, который появился в наше время и вытеснил ваксу, развозился по магазинам и лавкам тоже в особых тележках.
В столице работало много модных мастерских и портных. Девушки-ученицы кроме прямых своих занятий должны были доставлять заказы по домам, разносили громадные картонки. За задержки они получали выговоры и от заказчиц, и от хозяек, а причина опоздания была самая простая: встретился угодный молодой человек, вот и полюбезничала немного.
Продажа водки была царской монополией. Специальные казенные винные лавки — «казенки» — помещались на тихих улицах, вдали от церквей и учебных заведений. Так того требовали полицейские правила. Эти лавки имели вид непритязательный, обычно в первом этаже частного дома. Над дверью небольшая вывеска зеленого цвета с государственным гербом: двуглавым орлом и надписью «Казенная винная лавка». Внутри лавки — перегородка почти до потолка, по грудь деревянная, а выше проволочная сетка и два окошечка. Два сорта водки — с белой и красной головкой. Бутылка водки высшего сорта с «белой головкой», очищенная, стоила 60 копеек, с «красной головкой» — 40. Продавались бутылки емкостью четверть ведра — «четверти», в плетеной щепяной корзине. Полбутылки называлась «сороковка», т. е. сороковая часть ведра, сотая часть ведра — «сотка», двухсотая — «мерзавчик». С посудой он стоил шесть копеек: 4 копейки водка и 2 копейки посуда.
В лавках «сидельцами» назначались вдовы мелких чиновников, офицеров. «Сиделец» принимал деньги и продавал почтовые и гербовые марки, гербовую бумагу, игральные карты. Вино подавал в другом окошечке здоровенный «дядька», который мог утихомирить любого буяна. В лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой — подешевле, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой, или покупали здесь же у стоящих баб горячую картошку, огурец. В крепкие морозы оживление у «казенок» было значительно большее. Колоритными фигурами были бабы в толстых юбках, сидящие на чугунах с горячей картошкой, заменяя собою термос и одновременно греясь в трескучий мороз. Полицейские разгоняли эту компанию от винных лавок, но особенного рвения не проявляли, так как получали угощение от завсегдатаев «казенки».
* * *
«Кюба», «Контан», «Медведь», «Донон»,
Чьи имена в шампанской пене
Взлетели в невский небосклон
В своем сверкающем сплетенье!
Идут, обнявшись, смеясь и толкаясь,
В открытые настежь пивные.
Идут, как братья, шумя и ругаясь,
И все такие смешные.
…Видимо, именно здесь, в повествовании о петербургской торговле, необходимо рассказать, как столица утоляла голод вне дома. И тут были свои контрасты, разительные отличия.
С одной стороны, фешенебельные рестораны, с другой — чайные, всякого рода закусочные, где торговали дешевой снедью. Каких только ресторанов не было! К фешенебельным относились «Эрнест», «Пивато», «Кюба», два «Донона» (старый и новый), «Контан»[302]. Здесь тяжелую дубовую дверь открывал швейцар, который с почтением раскланивался. На его лице было написано, что именно вас он и ожидал увидеть. Это обыкновенно бывал видный мужчина в ливрее с расчесанными надвое бакенбардами. Он передавал вас другим услужающим, которые вели вас по мягкому ковру в гардероб. Там занимались вашим разоблачением так ловко и бережно, что вы не замечали, как оказались без пальто — его принял один человек; без шляпы — ее снял другой; третий занялся тростью и галошами (если время было осеннее). Далее вас встречал на пороге зала величественный метрдотель. С видом серьезнейшим он сопровождал вас в залу: «Где вам будет угодно? Поближе к сцене или вам будет мешать шум?» Наконец место выбрано. Сели. Словно из-под земли явились два официанта. Они не смеют вступать в разговоры, а только ожидают распоряжения метрдотеля, а тот воркующим голосом, употребляя французские названия вин и закусок, выясняет, что вы будете есть и пить. Наконец неслышно для вас он дает распоряжения официантам, которые мгновенно вновь появляются с дополнительной сервировкой и закуской. Метрдотель оставляет вас, чтобы через минуту вновь появиться и проверить, все ли в порядке. Два официанта стоят поодаль, неотступно следят за каждым вашим движением. Вы потянулись за солью — официант уже здесь с солонкой. Вы вынули портсигар — он около с зажженной спичкой. По знаку метрдотеля одни блюда заменяются другими. Нас всегда поражала ловкость официантов и память метрдотеля, который не смел забыть или перепутать, что вы заказали.
Одета прислуга была так: метрдотель в смокинге, официанты во фраках, выбриты, в белых перчатках. Такие рестораны заполнялись публикой после театров. Они работали до трех часов ночи. Часов в 8–9 начинал играть оркестр, румынский или венгерский. Программа начиналась в 11 часов, выступали цыгане, певицы. В некоторых ресторанах были только оркестры. Во многих ресторанах прислуга была из татар, они были исключительно расторопны[303].
Цены здесь были очень высоки: обед без закуски и вин стоил 2 рубля 50 копеек. Особенно наживались владельцы ресторанов на винах, которые подавались в 4–5 раз дороже магазинных цен, и на фруктах. В конце обеда или ужина метрдотель незаметно клал на край стола на подносе счет и исчезал. Было принято оставлять деньги поверх счета с прибавкой не менее десяти процентов[304] официантам и метрдотелю. При уходе все с вами почтительно раскланивались, так же «бережно» одевали, провожали до дверей.
301
302
Вход в «Кюба» (Б. Морская ул., 16) был незадолго до войны оформлен академиком архитектуры И. А. Фоминым в строгом духе неоклассицизма. «Кюба» — подлинная академия гурманства. Этот ресторан чаще других упоминается в воспоминаниях о Петербурге. Характерная сценка: Коровин входит в «Кюба» с Шаляпиным — и тот, видя в ресторане много офицеров, робеет и спешит ретироваться (Коровин К. 176, 257). Было от чего оробеть: «Кюба» постоянно фигурирует в мемуарах Матильды Кшесинской как место приятных часов, проведенных ею в обществе великих князей. В День университетского акта 8 февраля здесь могли пошуметь и почтенные профессора, адвокаты, чиновники — бывшие выпускники университета (Лурье Л. 172). 2-й завтрак у Кюба (с часу до трех) стоил 1 рубль 25 коп., обед (с 6 до 9) — два с полтиной — три рубля.
В вестибюле ресторана «Медведь» (Б. Конюшенная ул., 27; ныне Театр эстрады) стояло чучело колоссального бурого медведя. Этот ресторан Э. Игеля, славившийся изящной архитектурой огромного главного зала, был «ночным фойе» столичных театров: сюда съезжалась респектабельная публика после спектаклей. Он и открыт был только в течение театрального сезона — с 1 сентября до 1 мая. 2-й завтрак (с 12 до 3) стоил, как и у Кюба; обед (с 6 до 9) — два с полтиной. «В главном зале устраивались торжественные обеды-приемы в честь знаменитых юбиляров — актеров, писателей, художников: обед в честь М. Г. Савиной — гостей более тысячи человек; обед в честь К. А. Варламова — хозяйка-распорядительница В. Ф. Комиссаржевская; обед по случаю пятилетия журнала „Театр и искусство“; обед, данный графом А. Д. Шереметевым в ознаменование начала двадцатого сезона созданного им оркестра. В 1910-х гг. в „Медведе“ часто бывал Ф. И. Шаляпин» (Алянский Ю. 151).
К «Донону» проезжали через подворотню дома 24 по Мойке. 2-й завтрак (с 12 до 3) стоил здесь полтора рубля, обед (с 5 до 8) — 2 руб. 50 коп. Обедать у Донона любили писатели, художники, ученые, устраивали пирушки выпускники Училища правоведения. Традиционным напитком была здесь жженка. В «Альбом обедающих» вписывали протоколы собраний, экспромты, шутки, карикатуры. При ресторане был зимний сад. В 1910 г. «Донон» переместился на Благовещенскую пл. и стал «Старым Дононом», а заведение на Мойке превратилось в «Новый Донон» (Алянский Ю. 85).
Пониже рангом стояли, с точки зрения европейских гостей, «Старый Донон», «Контан» и «Братья Пивато». В «Старом Дононе» (рядом с Николаевским мостом) после разъезда из театров собирался полусвет. Ресторан открывался в 3 часа дня. До 7 тут можно было пообедать за 2 рубля с полтиной.
В «Контане» (Мойка, 58) часто устраивались творческие вечера людей искусства и литературы. Одним из самых фешенебельных ресторанов столицы он стал с 1912 г.: каждый вечер — серьезный лирический дивертисмент с участием лучших русских и иностранных артистов; виртуозный румынский оркестр; дамам бесплатно подносились цветы (Алянский Ю. 122). Имелся зимний сад. 2-й завтрак (с 12 до 3) стоил 1 руб. 25 коп., обед (с 6 до 9) — два с полтиной.
«Пивато» (Б. Морская ул., 36) — итальянский ресторан. А. Н. Бенуа на всю жизнь запомнил парадный обед у своей бабушки К. И. Кавос — страстной поклонницы всего итальянского. Весь обед состоял из заказанных у Пивато венецианских национальных блюд (Бенуа А. I. 39). Сценка в воспоминаниях К. А. Коровина: у Пивато капельмейстер Частной оперы С. И. Мамонтова И. А. Труффи, заказав макароны, разговаривает с Мамонтовым по-итальянски о Мазини. 2-й завтрак у Пивато (с 12 до 3) стоил рубль, обед (с 5 до 9) — два рубля.
Из ресторанов вне центра у европейцев пользовались отличной репутацией «Вилла Эрнест» и «Братья Кюба» (ранее именовавшийся «Белльвю»). У интеллигентных же петербуржцев шикарный «Эрнест» (Каменноостровский пр., 60), хозяином которого был Эрнест Игель, слыл рестораном для «фармацевтов». Он открывался в 6 вечера; до 9 здесь можно было пообедать за 3 рубля. Здесь устраивались ежедневные концерты «с участием лучших артистов заграничных театров»; в обширном зимнем саду — артисты парижских театров «Казино», «Паризиана» и «Скала» (Алянский Ю. 245). «Братья Кюба» (Каменный остров, 24, — на берегу Б. Невки) — летний ресторан, открытый с 1 мая до 1 августа. Здесь тоже был 3-рублевый обед с 5 до 8 вечера. Местоположение, режим работы, цены говорят о том, что главными клиентами этих ресторанов были любители ночных гуляний и кутежей на Островах.
303
Костюм официанта первоклассного ресторана — черный фрак без шелковых лацканов, черный жилет, брюки без лампасов, крахмальная манишка со стоячим воротничком и черным бантиком. Штиблеты часто были без каблуков, чтобы при ходьбе не производить шума. Нитяные белые перчатки и перекинутая через руку салфетка, которой официант протирал бокалы и тарелки, дополняли его костюм. В первоклассных ресторанах официанты не носили фартука. В других — подвязывали под жилет фартук длиной чуть ниже колен, сходящийся на спине. В ресторанах 2-го класса официанты были одеты в пиджаки, все остальные атрибуты были те же самые. Обращение посетителей к официанту — «человек»; официанты же именовали «гостей» «ваше сиятельство» или «ваше степенство». Особо почетным посетителям подавал блюда и наливал вино метрдотель. Он носил фрачный костюм или визитку с полосатыми брюками, с черным жилетом и черным бантиком. Позднее метрдотели чаще надевали смокинг (Ривош Я. 161).
304