В балаганчиках шли военно-исторические постановки, народные сцены и сказки, водевили и фарсы, «разбойничьи» и бытовые пантомимы, феерии-арлекинады, показывали «туманные» и «живые» картины, выступали кукольники, фокусники, певцы, танцоры, музыканты, на балконах цирков дурачились клоуны. Зазывалы обещали показать «теленка о 5 ногах; американку-геркулеску — огнеедку; жену и мужа — великаншу и карлика; девицу Марию, самую толстую и колоссальную, показываемую первый раз в России; феномена, без вреда для здоровья глотающего паклю; факира, безболезно протыкающего себя саблей во все части тела» (Конечный А. 42). Рядом можно видеть полногрудых русалок в бочках с водой; «дикого американского человека» в оковах, страшно рычащего и готового сожрать живую курицу; тюленя в жбане, привезенного самоедом из-за Полярного круга; всеобщего любимца Петрушку (Лурье Л. 172). Привлеченный вывеской «Панорама всего Петербурга», народ набивался в палатку, после чего открывалась ее задняя стена с натуральным видом на город. Более всего публика любила выступления карусельного краснобая: водрузившись на перила карусели, в шапке с бубенцами и огромной бородой из пакли, «дед» (обыкновенно из солдатиков-балагуров) импровизировал беседу. «Горе тому, кто попадал ему на зубок! Старик буквально забросает его шутками, иногда очень меткими и злыми, почти всегда нецензурными». В 90-е гг. появились новые аттракционы: карусель в виде парусных лодок, которые, кружась, покачивались, как на волне; «американские горы»; перекидные качели обрели очертания паркового «Колеса обозрения» (Конечный А. 41–43).
Гулянья «на балаганах» подвергались нападкам с разных сторон. В этом хоре звучали и брюзжание снобов, и интеллигентская нетерпимость к искусству без «идей», и наставительные голоса моралистов, знающих, как надо воспитывать народ, и унтер-пришибеевское «Наррод, расходись! Не толпись! По домам!» Все это слилось в приговор гуляньям как явлению, «оскорбляющему общественную нравственность». Под предлогом высочайшего смотра войск в 1897 г. пасхальное гулянье перенесли с Марсова поля на Преображенский плац. Владельцы больших балаганов отказались участвовать в этом празднике: возводить после масленицы постройки второй раз было бы разорительно. В 1898 г. «высочайшим соизволением» гулянья перенесли на Преображенский и Семеновский плацы. Семеновский плац — место казни «первомартовцев» — не был подходящим местом для увеселений. Масленая неделя 1898 г. принесла убытки устроителям балаганов, после Пасхи содержатели театров устранились от участия в народных праздниках. Масленые гулянья 1899 г. устраивало Общество дешевых столовых и чайных: на Семеновском плацу уныло торчал балаганчик, не было ни катальных гор, ни каруселей с «дедом». Пасхальные гулянья 1899 г. прошли на Преображенском плацу, где воздвигли 3 балагана, несколько каруселей и силомеров; в балагане «Электрический мир» демонстрировали кинематограф.
1899 г. оказался последним в истории гуляний «на балаганах». Организацию народных увеселений прибрало к рукам Попечительство о народной трезвости. 12 декабря 1900 г. был дан первый спектакль для рабочих в построенном арх. Г. И. Люцедарским на средства Попечительства огромном театре в Александровском парке при «Заведении для народных развлечений императора Николая II» (Народном доме), а 21 декабря театр открылся официально исполнением в присутствии высочайших особ оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя». Зал имел около 3000 мест, из них половина — «сидячих». В 1910–1911 гг. Люцедарский пристроил к этому театру (ныне «Балтийский дом») «Новый театр» более чем на 3000 мест (ныне Мюзик-холл) со сценой больше, чем в Мариинском театре. Первый театр отдали драматической труппе, во втором шли оперы. Первую оперную антрепризу держал здесь Н. Н. Фигнер, в благотворительных спектаклях часто выступал Ф. И. Шаляпин (Алянский Ю. 158).
Спектакли Народного дома были триумфом просветительской идеи садов для «неразборчивой публики невысоких слоев», которую считали нужным «поучать, развлекая», путем адаптации профессионального искусства к «народному» вкусу (Конечный А. 38, 44). В результате возникло «массовое» искусство, не наследующее ни классическую, ни фольклорную традицию. Репертуар состоял из пьес, посвященных отечественной истории (в особенности военной), приключенческих пьес и мелодрам. Благодаря фантазии, изобретательности и режиссерскому опыту заведовавшего театральной частью Алексеева-Яковлева и блестящим декорациям С. Н. Воробьева публика приходила в восторг независимо от качества пьес. По воскресеньям и праздникам не хватало билетов, заполнялись стоячие места (Петровская И. 1994. 265–270; 1990. 78). Но простонародье шло в Народный дом прежде всего по привычке: Александровский парк издавна был популярным местом гуляний. Театры же привлекали бывших завсегдатаев балаганов только «обстановочными» и «костюмными» пьесами и феериями, которые давались по выходным. Основной публикой в них был не тот народ, который они были призваны просвещать, а «средний обыватель»: полуинтеллигенция, семьи средних и мелких чиновников, «жуирующая, но небогатая молодежь» (Петровская И. 1994. 264), «преображенцы, семеновцы-гиганты со своими зазнобами — горничными из графских домов. У зазнобы в ушах барынины бриллианты (они потом станут ее собственностью)… В деревню они оба не вернутся, на барынины бриллианты мечтают открыть пивную или публичный дом» (Милашевский В. 27). Тут и речи не могло быть о «смешении лиц всех кругов и состояний». Рождение и успех «массового» искусства — симптомы появления нового потребителя, о запросах которого раньше никто не думал, — массы горожан, оторвавшихся от патриархальной культуры, грамотных, но не желающих ломать головы над какими-либо проблемами, кроме одной — проблемы собственного благополучия.
В саду Народного дома и в его филиале — Таврическом саду бывало в летние дни по 10 тыс. посетителей. Третьим по популярности был Зоологический сад: до 6 тыс. человек в день (Никитин Н. 100). Здесь на открытой эстраде шли «волшебные феерии», водевили, фарсы, иногда оперетты (Петровская И. 1994. 351, 352). «Войдя туда, вы сразу попадаете в кашу мелких студентов и дешевых кокоток. <…> Завсегдатаи — разные громкие немцы, веселые приказчики и тихие аптекарские мальчики, держащие себя крайне фармацевтически» (СР. 55). Это сказано на жаргоне завсегдатаев артистических кабаре: «фармацевт» — прозвище тогдашних «новых русских». «Аптекарские мальчики» — мелкие буржуйчики, которые хотят стать «фармацевтами», но вынуждены довольствоваться затеями Зоосада, потому что им еще недоступен «Аквариум», где, в вызывающем соседстве с заведениями Попечительства о народной трезвости, гуляла более крупная рыба — настоящие «фармацевты».
В «Аквариуме» (владелец — купец и антрепренер Г. А. Александров) действительно имелся аквариум, где обитали рыбы и морские животные — ими можно было и любоваться, и лакомиться. «Аквариум» — это ресторан, увеселительный сад с оранжереями, павильонами и первым в России искусственным ледяным катком, малый летний театр и театр на 2500 мест (ныне киностудия). На сценах — зарубежные опереточные труппы, исполнители романсов, цыганские хоры, шансонетки (Петровская И. 1994. 349). В летние месяцы «Аквариум» посещало 1500 человек в день.
6 мая 1896 г. в «Аквариуме» состоялся первый в России киносеанс: показали «Прибытие поезда» и еще несколько лент (лишь полугодом раньше в парижском «Grand cafe» «Прибытием поезда» открылась первая кинопрограмма бр. Люмьеров). Сначала «синематограф», несмотря на успех у публики, не мог распространиться широко из-за трудностей приобретения проекторов и фильмов. Но в 1907 г. возникла система проката. Стоило теперь какому-нибудь магазину или трактиру прогореть, как появлялся арендатор с аппаратом и лентами, проламывал стены и завешивал окна черным коленкором. За год на одном Невском пр. открылось несколько десятков «иллюзионов». К войне их осталось тут лишь 18 (из них 13 — между Фонтанкой и Знаменской пл.), а центром «синема» стал Большой пр. П. С.: «Кино! На каждом шагу небольшие… человек на 80–100» (Милашевский В. 9).