Не досчитались двадцати восьми человек. Из них двое скончались уже наверху. Так и не откачали… Не ясна была и судьба тех двенадцати моряков, что были отрезаны пожаром в самом последнем - кормовом - Десятом отсеке. Сначала с ними поддерживали связь по телефону из Первого. Заварину отвечал из Десятого мичман Борщов. Он сообщил, что все ребята лежат на койках, чтобы как можно меньше двигаться и делать вдохов, что все дышат через мокрые полотенца и простыни. Он жаловался, что раскалывается от боли голова… Потом связь оборвалась.
Неужели к двадцати восьми несчастным надо прибавлять еще двенадцать трупов?
Сорок погибших? Это треть экипажа…
Душа современника устала ужасаться тем изощренным мучениям, каким подвергала человека наша бешеная технотронная цивилизация. И все же этим двенадцати выпало нечто особенное… Там, в корме, в самом последнем - Десятом - отсеке оставались двенадцать человек, отрезанных от экипажа, от всего мира анфиладой задымленных, заваленных трупами отсеков. Телефонная связь с ними оборвалась на вторые сутки. На пятые - их всех причислили к лику «погибших при исполнении…». А они жили и на пятые, и на десятые, и на двадцатые сутки своего немыслимого испытания - в отравленном воздухе, без еды, в кромешной тьме и сыром холоде железа, в промерзшем зимнем океане; жили в полном неведении о том, что происходит на корабле и что станется с ними в следующую минуту.
Вообразим себе стальную капсулу, разделенную на три яруса, густо переплетенных трубопроводами, кабельными трассами, загроможденных агрегатами и механизмами. Это и есть жилой торпедный отсек в корме «К-19». На самом верхнем этаже - две тесные каюты-шестиместки, торпедные аппараты и торпеды, уложенные вдоль бортов на стеллажи. Под ними - палуба вспомогательных механизмов и трюм. Дышат в Десятом тем немногим воздухом, что не успела вытеснить плотная корабельная машинерия. Войти сюда и выйти отсюда можно лишь через круглый лаз в глухой сферической переборке (перегородке), разделяющей Десятый и Девятый отсеки. Лаз перекрывается литой круглой дверью весом в полтонны, которая задраивается кремальерным запором. Вот это и есть Десятый отсек…
Сгоревшим заживо в девятом отсеке выпала жуткая участь. Но лучшая ли доля досталась тем, кто находился в кормовом отсеке, единственный вход в который запечатал люк, приваренный к горловине жаром бушевавшего пламени?
Двенадцать человек, двенадцать живых душ (о, это каноническое число!) оказались в глухой стальной капсуле, одну из стенок которой лизал огонь.
Даже грешники в аду кипят в открытых котлах. А здесь - в стальной бомбе, начиненной ядерными торпедами, Но прежде чем рванул бы пусковой тротил боевых зарядных отделений, им предстояло Медленно задохнуться, иссохнуть, обезводиться, мумифицироваться в этом дьявольском автоклаве.
Даже первые христианские мученики не подвергались таким пыткам. А этих, двенадцать, - за что? Не злодеи ведь, простые, в общую меру грешные, люди. Воины. Не на морской разбой шли - свои берега прикрывать.
За что же им такое?!
Впрочем, тогда их мучил совсем другой вопрос: как? Как спастись из этой камеры-душегубки? Из отростков вентиляционной магистрали хлестал черный от дыма угарный газ. Его гнало из смежного, горящего отсека. На двенадцать человек - только шесть спасительных масок (четыре ИС-П-60 - разновидность акваланга и два ИПа - изолирующих противогаза). Спасательных средств в Десятом отсеке было ровно столько, сколько предусматривалось здесь моряков по боевой тревоге. Шестеро были «лишними». Они не успели перебежать на свои посты через горящий Девятый и теперь со смертным ужасом взирали на эти черные ядовитые струи…
Первым бросился к клинкету (запорному механизму) вентиляции капитан-лейтенант Борис Поляков. Закрутил маховик с такой силой, что сорвал его со штока. Дымные струи иссякли… Смерть первая, самая скорая, самая верная, отступила. Но за ней маячила вторая - не столь торопливая, но неотвратимая: от общего удушья в закупоренном отсеке. И каждый из двенадцати понимал, что отныне такой привычный, обжитой, удаленный от начальства в центральном и тем особенно ценимый десятый вдруг по мановению коварной морской фортуны превратился в камеру смертников. Что стоило им выдышать в двенадцать пар легочных крыл кислород из трехсот пятидесяти двух кубометров задымленного и загазованного воздуха…
Эзотеристы утверждают, что у каждого человека есть свой коридор, который ведет его к смерти, и коридор этот не замкнут, ибо и после физической кончины душа обретает новое пространство. Их же вел к гибели один коридор на всех - средний проход кормового отсека, и упирался он в стальной тупик. Даже души их не смогли бы вырваться из этой западни.
Двенадцать молодых, крепких мужчин были заживо замурованы в «духовке», разогреваемой на медленном огне. Два офицера, три мичмана, семеро старшин и матросов. Кто мог поручиться, что их фамилии не продолжат скорбный список тех, кто сгорел в девятом.
Там, в центральном посту, у кого-то возникла жестоко-милосердная мысль: пустить в десятый фреон, чтобы обреченные на верную смерть люди не мучились зря… Но командир корабля идею эвтаназии - легкой смерти - не одобрил. Подводники - смертники веры. Вера в спасение умирает только вместе с ними. Подводник - это не просто профессия, ставшая образом жизни, это еще, и может быть прежде всегo характер, то есть склад души и способ мышления.
Люди накопили вековой опыт выживания в пустыне и тайге, горах и тундре, на необитаемых островах, наконец, на плотике посреди океана. Но уметь выживать в железных джунглях машинерии, в ее магнитных, радиационных, электрических полях, в ее бессолнечном свете, дозированно-фильтрованном воздухе, к тому же химического происхождения, в ее тесном замкнутом узилище, в тех щелях, просветах и выгородках между жизнеопасных агрегатов - это удел подводника.
Борис Поляков в свои двадцать шесть был истинным подводником. Что бы ни делали сейчас его руки - перекрывали ли клинкет вентиляции или расклинивали вместе со всеми стеллажные торпеды, которые грозили сорваться со своих мест а эту бешеную качку, - мозг его лихорадочно искал ответы на два жизненно важных вопроса: каким образом можно выбраться из этой ловушки, а если нельзя, то каким способом пустить в нее воздух?