Постановили: Утвердить с введением в силу 1 февраля 1918 года старого стиля.
Подписали: Вахрамеев, Сакс, Раскольников.
Со вниманием прочитав сей протокол, каждый из читателей увидит всю безалаберщину, творящуюся в социальном строительстве Российской Советской республики. Его удивит то, что помощник министра адмирал Максимов является докладчиком тем членам коллегии, которые увеличивают себе содержание. Интересно знать, что думали те три ослиные головы, когда слушали доклад бывшего адмирала об увеличении им содержания до 1117 руб. 33 коп., а в настоящее время 15 000 руб. в месяц? Да, они слушали и ухмылялись и, потирая руки, про себя говорили, что, дескать, «мы, получая провизию по портовой цене, поживем в роскоши, получив такое огромное жалованье, а Феденька с Ванечкой [Федор Федорович Раскольников (1892–1939) и Иван Иванович Вахрамеев (1885–1965)] купят своим Мусенькам по хорошей брошке».
Это пресловутое постановление будет историческим документом будущих времен, и я уверен, что ни один из старожилов не запомнит таких постановлений царских сановников, и не было и не будет таких случаев ни в одной монархической стране, ибо это только возможно для ставленников Ленина и Троцкого.
Я, как представитель матросских масс и народный контроль, протестовал по поводу несправедливого действия коллегии и апеллировал в управление делами Совнаркома, за что получил выговор от членов коллегии.
Далее. Член коллегии Вахрамеев поставил свою супругу Наденьку секретарем при коллегии и притом положил небывалый оклад содержания. И вышло очень хорошо: жить вместе, служить вместе и деньги класть вместе (а их в получку 2127 руб. 33 коп.). И хорошо за народные гроши бесплатно занимать два номера в гостинице «Красный флот». Пример Вахрамеева заразил и других чиновников Морского комиссариата, и много жен служат в Морском комиссариате, которые могли бы существовать на средства мужей, и на их места могли бы поступить гибнущие от голода люди.
Наивный Виноградов не понимал, что канули в Лету царские чиновники, но наступила эпоха так называемых народных чиновников, готовых ради своего благосостояния выпить последнюю кровь из народа. За свое непонимание и поплатился. Через день после выхода газеты с его статьей, он, до этого проживавший бесплатно в гостинице «Красный флот», получил счет с требованием уплатить деньги за проживание в казенной квартире за последние тридцать пять суток. Зав. хозяйством гостиницы Лапин заявил, что таково постановление коллегии комиссариата, членов которой он раскритиковал. А к вечеру того же дня по ордеру, подписанному Заксом, ВЧК арестовала «бывшего комиссара Виноградова», заодно тщательно обыскав его квартиру: нет ли еще какой крамолы о народных комиссарах?
Отдел по борьбе с должностными преступлениями ВЧК начал вести следствие по делу большевика Виноградова, которого в дни Октябрьской революции матросы линейного корабля «Республика» командировали в Петроград заседать в Военно-морском революционном комитете, но который меньше полугода сумел продержаться на должности чиновника советской эпохи.
Революционное прошлое обвиняемого «в спекуляции и саботаже» бывшего кронштадтского матроса спасло его от тюрьмы. Трибунал постановил «дело производством прекратить за отсутствием состава преступления». Но революционную Москву, в которую уже переехало из Петрограда большевистское правительство, вольготно разместившееся в лучших особняках города, не в меру щепетильному бывшему комиссару пришлось покинуть. Оставшийся свой век Виноградов тихо коротал на родине, в деревне Редькино Емельяновской волости Старицкого уезда Тверской губернии.
По документам ЦГАМО, фонд 4613, опись 1, дело 326.
Шпионаж в пользу англичан
Викентий Петрович Петров, еще в июле 1914 года в возрасте 20 лет призванный на военную службу, не отсиживался в тылу, отчего и дослужился через два года до офицерского чина и возглавил пулеметную команду. Воззрения бывшего типографского наборщика были весьма революционны, и Октябрьскую революцию он принял с восторгом. Однако нелепая сумятица 1918 года, когда все друг друга грабили и фронтовые дезертиры становились красными командирами, пришлась боевому офицеру не по нраву, и он решил хотя бы временно перебраться на спокойное житье в Швейцарию, где его брат учился в Политехническом институте.