РОЗЕН. Я салфетки не воровал… Я не пом-мню… Разве, случайно.
СУДЬЯ. Подтверждаете ли вы все то, что написано в полицейском акте?
РОЗЕН (храбро). Делать нечего, подтверждаю-с.
СУДЬЯ. Следовательно, вы сознаетесь, что украли салфетку?
РОЗЕН (конфузясь). Нет-с, не воровал, не поним-маю…
СУДЬЯ. Согласитесь, что салфетка — вещь такая, что сама по себе заползти к вам за голенище не могла?
РОЗЕН. Разумеется, не мог-гла.
СУДЬЯ. Господин надзиратель вынул ее из-за голенища у вас, правда?
РОЗЕН. Да-с, вынул. А как она туда попала — не пом-мню.
СУДЬЯ. Чем вы занимаетесь?
РОЗЕН. Я подрядчик, по доверенности матери занимаюсь разными подрядами.
СУДЬЯ. Где ваша матушка живет?
РОЗЕН. На Боровской улице, в собственном доме.
СУДЬЯ. Что заставило вас, купца, и, как видно, человека со средствами, воровать салфетку, которая и стоит-то всего 20 копеек серебром?
РОЗЕН (растерявшись). Повторяю, я салфетки не воровал.
Судья приглашает свидетелей.
БУФЕТЧИК. Говорить, ваше высокоблагородие, нам нечего. Все, что написано господином надзирателем, верно. Да и сам господин Розен этого не отвергает.
СУДЬЯ. Что, он был пьян?..
РОЗЕН (перебивая судью). Я ничего не пью.
БУФЕТЧИК. Нет-с, он был тверез.
СУДЬЯ. Все то, что написано в полицейском акте, вы можете подтвердить под присягой?
БУФЕТЧИК Могу-с, отчего же…
СУДЬЯ (половым). А вы?
ПОЛОВЫЕ. Мы тоже можем, ваше высокоблагородие. Да тут и присягать-то нечего, дело чистое-с.
СУДЬЯ (Розену). Спрашиваю вас еще раз: вы украли или нет? Запирательство только увеличивает степень наказания.
РОЗЕН (бледный, растерявшись). Нет! Не воровал!
Судья пишет приговор, по которому Розен за кражу из трактира салфетки приговаривается к полуторамесячному тюремному заключению.
Затмение
Перед судьей 3-го участка Санкт-Петербурга (1866 год) стоят истица — весьма бедно одетая, молодая миловидная девушка и ответчик — пожилой штабс-капитан, в эполетах и с орденами на груди. Первая жалуется на нанесенную ей обиду действием.
ОТВЕТЧИК. Она лжет, лжет, потому что я ее не бил. Этому свидетель прачка, живущая в том же доме, где я жил, когда эта девушка находилась у меня в услужении. (Истице повелительно.) Как прозывается прачка?
ИСТИЦА (робко). Не могу знать-с.
ОТВЕТЧИК (грозно). Как не знаешь? Вр-р… Кан… Говори, говори же, когда тебя спрашивают!
СУДЬЯ (ответчику). Потрудитесь на суде вести себя сдержанно, а не распоряжаться.
ОТВЕТЧИК. Отчего же она не отвечает, когда я ее спрашиваю? Она должна мне отвечать!
СУДЬЯ. Повторяю вам: не горячитесь. Ваших свидетелей сами вы обязаны указать, а не она. Ее же никто не вправе заставить, если она сама того не желает.
ОТВЕТЧИК. Так я ее и пальцем не трогал.
ИСТИЦА. Это неправда-с. Вы меня схватили за шею и хотели задушить. Все лицо мне исцарапали, да жаль, царапины сошли уж. А как им было не сойти, ежели с тех пор прошла уже неделя.
ОТВЕТЧИК. Пускай же она представит прачку из номера 25, и вы узнаете, что она ложно показывает. Как я, помилуйте, решусь бить ее, такую слабую девушку, ежели я и подчиненных мне солдат не имею привычки бить? Повторяю: я до нее не прикасался.
ИСТИЦА. А за шею-то, да за лицо-то сцапали за что? Ведь это видели и дворник, и та же прачка, на которую вы же ссылаетесь. Зачем же еще отпираться-то?
ДВОРНИК. Пришедши к ним в кватеру, на куфню, значит, за помоями, я точно видел своими глазами, как он схватил ее за шею, замахнулся да и крикнул: «Ах ты, сволочь этакая!»
ОТВЕТЧИК (указывает на дворника). Ему верить нельзя — он пьян был.
ДВОРНИК. Вот это-то ён уж и выдумал, потому я вина и в рот не беру. Все жильцы это скажут.
ОТВЕТЧИК (грозно дворнику). Не смей называть меня «ён»! (Судье.) Он должен говорить «они», а не «он». Я это за дерзость считаю.
СУДЬЯ. Прежде всего, я вас еще раз предупреждаю, что если вы будете продолжать вести себя так неприлично, то я вынужденным найдусь подвергнуть вас за это штрафу. Потом, полагаю нелишним сказать вам: во-первых, что дворник — простолюдин, и с него нельзя требовать утонченной вежливости; а во-вторых, и самое выражение «он», хотя бы оно было употреблено и с умыслом, не есть ни в каком случае дерзость.