— Но раз молишься, значит, одобряешь?
— Я молюсь об их душах, молюсь об умерших, а не об их делах в земной юдоли.
— Значит, не одобряешь. А разве о врагах молиться можно? По-нашему, врагов убивать надо. На то она и жизнь!
— Христос молился о распинавших Его: «Отче, прости им, не ведают бо, что творят».
— Но мы-то, поп, ведаем. Мы, поп, скоро выстроим всемирное счастье для угнетенных.
— Уповаю, что многие из вас, обольщенные своими вождями, не ведают, что творят. Ибо замыслы построить всемирное счастье без Бога подобны замыслам вавилонян: «Построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя». Но Господь не допустил этого и рассеял вавилонян по всей земле.
— Ты здесь, поп, контрреволюцию не разводи. Ты сюда притащился небось проклясть наших товарищей. Молельщик нашелся! Революция за них помолится. Давай уноси ноги, пока отходную по тебе не пришлось читать.
Отец Иоанн перекрестил последний раз могилы, перекрестил караульных, шепча: «Господи, прости им, не ведают бо, что творят», и пошел прочь. Опять нестерпимо потянуло в церковь — помолиться за всех умерших и всех живущих на земле. А потом? А потом побыстрее вернуться в свое село. Батюшка ощутил в себе великую крепкую веру и понял свое предназначение: всю оставшуюся земную жизнь и там, куда по грехам пошлет его Господь после кончины, молиться за тех, кто не ведает, что творит.
«Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя».
— Повезло тебе, батюшка, — уезжаешь! — горько вздохнул извозчик, отвезший отца Иоанна к вокзалу. — И я бы подался хоть куда, лишь бы подальше от этой свободы!..
Наступала эпоха революционных трибуналов…
Самосуд над мальчиком
По Рязанской улице Басманной части Москвы 5 января 1918 года в три часа дня солдат вел под ружьем испуганного мальчишку лет пятнадцати. Эту странную пару повстречал милиционер Аркадий Миллер и, удивленный грозным эскортом ребенка, спросил:
— Чего пацан-то натворил?
— Мои вещи на вокзале скрал.
— Не крал я ничего, — захлюпал носом мальчишка.
— «Не крал я ничего», — передразнил солдат, разразясь площадной бранью. — Мне на тебя показали.
— Пошли в комиссариат, там разберемся, — предложил милиционер.
— Не нужны мне ваши комиссариаты, я и сам с поганцем разберусь.
— По закону надо разобраться, — настаивал представитель порядка.
— Не нужны мне ваши законы — нынче свобода!
Солдат стукнул по мостовой ружьем, как бы давая понять, что в ружье и заключена эта свобода.
Вокруг спорящих собралась небольшая толпа. Самые осатанелые кричали из-за спин насупленных и молчаливых:
— Житья от воров не стало!
— Чего его водить, убить туточки, а то и нас пограбит когда-нибудь.
— И милиционера бей, он с жуликом заодно. Гляди, как своего защищает.
Озлобленный голодом и стужей народ все теснее обступал мальчишку. Миллер, почувствовав опасность для себя, убрался прочь. Мальчишку тотчас забили до смерти и бросили труп во дворе дома № 4. Здесь его и нашли прибывшие с Миллером из комиссариата милиционеры.
Дело о самосуде толпы над мальчиком пролежало в следственной комиссии ревтрибунала девять месяцев без всякого движения и наконец было прекращено «за невозможностью разыскать обвиняемых».
По документам ЦГАМО, фонд 4613, опись 1, дело 204
Неподсудный чекист
2 марта 1918 года на переднюю площадку московского трамвая № 24 вскочили двое пьяных. Кондуктор Граховский заявил, что положено садиться в трамвай через заднюю площадку, и потребовал, чтобы нарушители порядка на следующей остановке вышли. Но те отказались не только выйти, но и заплатить за проезд. Началась перебранка, трамвай замер посередине Волхонки. Пассажиры устали от ожидания, и поднялся ропот, в адрес упорствующих нарушителей порядка посыпались угрозы. Кондуктор тоже пригрозил, что расправится с безбилетниками по-своему, если они не слезут добром. Тогда один из них выхватил револьвер из-за пазухи и направил его на Граховского. Тот соскочил с трамвая и стал звать на помощь. Появилась милиция и, направив винтовки на вооруженных револьвером нарушителей порядка, предложила им сдаться. Один тут же дал деру, а другого, с револьвером в руке, задержали озлобленные пассажиры, и он, под крики и толчки возбужденной толпы, был арестован. По дороге в комиссариат арестованный грозился перестрелять всех вокруг, для чего и выхватил уже другой револьвер, но милиционеры тотчас обезоружили пьяного дебошира и оттеснили его от толпы, готовой растерзать на месте любителя огнестрельной потехи.