Им предлагали сдаться, вернее, им гарантировали коридор, чтобы уйти к своим на сопку. Обещали, что никто их не тронет.
В очередной раз, вернувшись с переговоров, Шалов поднял Амелина и Артура Кузнецова, тоже московского бойца из речной милиции.
— Идите на лестницу, — устало распорядился Шалов. — Я им снова отказал. Если что, сразу открывайте огонь, они могут сейчас напасть.
Артур заметил огневую точку боевиков:
— Я сейчас выскочу, гранату метну и назад!
— Не надо, — попытался остановить его Амелин. — Они нас сразу накроют.
С лестницы был выход на выступ в стене, наподобие балкона. Вот на него хотел выбежать Артур.
До нападения, когда Амелин с Кузнецовым несли службу на мосту через Сунжу, Артур здорово научился стрелять из подствольника.
Сейчас он выскочил на балкончик, гранату метнул, даже не разглядел, попал или нет. «Духи» сразу обрушились шквальным огнем. Их ВОГ попал точно в бетонную балку над окном.
Амелин стоял с пулеметом слева от окна. Красно-желтое пламя ворвалось в окно. Кузнецов чуть-чуть не успел заскочить в помещение. В ногу ему вонзились осколки. Амелин отвел его к доктору.
Вечером Николай прилег отдохнуть. За стеной продолжалась стрельба. С крыши и из бойниц милиционеры отвечали огнем.
Продовольствия хватало. Расчетливый командир старался всегда иметь запасы продуктов и патронов.
Вот только никакие консервы в горло не лезли, хотелось лишь пить. Жажда преследовала все время. Уже третий день Амелин совсем ничего не пил.
Николай вдруг заметил, что бронежилет прорван в нескольких местах. Из-под ткани, которой были обшиты пластины, он вытащил какие-то мягкие проволоки. Где-то зацепился? Да вроде нигде не ползал. Николай извлек из бронежилета еще несколько осколков и понял, что это после взрыва, когда ранило Кузнецова.
О том, что их всех ждет, он старался не думать. Надо было жить каждой минутой, каждой секундой — выбора не существовало. Только копились усталость и безразличие.
Но никто из ребят не срывался. Все держали свои переживания в себе. Сражались, готовили себя внутренне ко всему, что-то новое появилось у всех в глазах. Усталость, решимость и печаль.
Николаю летом 1995 года исполнилось двадцать семь лет. Дома его ждали дочка и беременная жена. Николай предчувствовал, что будет сын. Он хотел мальчика. А как сын будет расти, если отец не вернется?
Николай гнал от себя эти мысли. Торопился на пост, набивал очередной магазин и подходил к амбразуре.
Днем почти все стояли на постах. Заканчивались патроны у одного, к амбразуре подходил другой. Без лишних слов. Перекурил, набил магазин и снова вперед.
Именно на третьи сутки стало окончательно ясно, что окружение — это не на один день. По автомобильному мосту по направлению к вокзалу шли бойцы в маскхалатах. Сначала милиционеры подумали, что это свои идут на помощь, но это были «духи»…
Помогала артиллерия и вертолеты. А войти в город и прорвать окружение было слишком сложно. Боевики взяли город в плотное кольцо.
Но все-таки две «коробочки» — бээмпэшки с собровцами — попытались прорваться на помощь, выручить ребят. Милиционеры следили за их отчаянным рывком. Обе БМП «духи» сожгли. Контуженных собровцев боевики пристрелили. Погибло двадцать человек.
Пока еще работала рация, милиционеры связывались с войсками, стоящими на сопках. Пацаны там голодали. Растапливали снег, чтобы напиться, а еды вовсе не осталось. «Вертушки» летали мимо них, перевозили «двухсотых» и «трехсотых», обстреливали позиции боевиков, но на сопки не залетали.
Ночью милиционеры пробрались к «таблетке» — машине «скорой помощи», которая стояла во дворе. Из бака скачали бензин, чтобы подзарядить рацию. Но бензина хватило ненадолго.
Полная радиоизоляция, девятнадцать раненых, пять из них «тяжелые», нет воды и электричества, пять ящиков с патронами калибра 5,45 и три ящика калибра 7,62 для пулемета и у каждого бойца свой боекомплект. Седьмые, восьмые, девятые сутки окружения на исходе…
Парламентарии боевиков все приходили, уговаривали. Но командир продолжал отказываться. Он не верил ни одному слову боевиков и знал про каждого своего бойца — все будут биться до конца, никто не сдастся.
«Духи» пристрелялись, и нападения становились все жестче. Но наконец войска с боями стали прорываться к комендатуре. Они освободили ее, однако дальше, к вокзалу, не пошли, хотя там их очень ждали.