Мы еще дня три-четыре ходили по окрестностям. По ночам. А потом в бригаду назначили нового командира. Он тут же издал такие дикие приказы, что мы решили: нам здесь больше делать нечего, пора смываться.
Он запланировал весь полк, в ста метрах, окопать рвом и возвести вал, чтобы обстреливать не могли. До него никак не доходило, что с вала стрелять гораздо удобнее. Он все опасался, что подъедет машина со взрывчаткой, и был уверен, что вал ее задержит. А кроме того, запретил своим часовым стрелять ночью по вооруженным чеченцам. Только если те подойдут ближе чем на двадцать метров. И то сначала надо кричать: «Стой! Стрелять буду!»
В ту же ночь чеченцы подошли. Я выставлял своих людей по ночам на посты со спецприборами.
И ночью мне офицер докладывает по рации (она была у нас с маскиратором, для посторонних ушей там только бурчание слышно):
— Вооруженные «чехи» идут.
— Не стрелять, — приказываю я. — Есть приказ «не стрелять». Мы сейчас стрельнем, убьют какого-нибудь чудака, который вылезет из окна, нас обвинят в том, что мы спровоцировали. Не стрелять! Мы гости. Тут есть хозяева.
Офицеры полка слышали мои пламенные слова. В панике связываются со штабом. Кричат:
— Что вы творите?! Они с оружием на нас идут!
Из штаба их резонно спрашивают:
— Откуда вы знаете, что они с оружием?
Тогда эти дураки в эфир по открытым каналам начинают объяснять:
— Да вот же спецназовцы в тепловизор все видят.
Слон сразу в разговор вклинивается:
— Заканчивайте называть в открытом эфире спецаппаратуру! Что вы несете?!
Как только «чехи» услышали про тепловизор, они тут же начали обстрел и отход. У них хорошие радиостанции.
Мы и стрелять не стали. Зачем, если наверняка мимо. А это дурачье палило долго и с большим «энтузиазизмом». На следующий день я потребовал от штаба Ханкалы, чтобы нас убрали. Попутно доложил, что вводятся такие новшества по охране объектов в полку.
Комбриг кричал:
— Я вас не отпущу! Вы мне тут нужнее!
Он, кажется, хотел сделать нас своим подразделением охраны.
Результатом нашей первой спецоперации стал подрыв на мине боевика. Выявление группы предателей, которых арестовали и осудили. За продажу боеприпасов некоторых арестовывали уже в Сибири, дома. И третье, немаловажное: благодаря нашим усилиям ров не выкопали и вал не насыпали.
Первый раз я оказался в Чечне после первой войны. Увидел, что реально может наше офицерское подразделение, и убедился, что нынешняя война мало чем отличается от прошлой.
Со снабжением в первую командировку было очень плохо. Сидели на сухпае и каше. Если бытовая неустроенность, тут не до войны.
Да и бойцы все необстрелянные. Много молодой крови, и считаные единицы ветеранов с прошлой Чечни.
Награды за ту командировку до сих пор идут. Некоторые еще не получили. Всё медали — медаль Суворова, в основном несколько медалей «За отвагу». Один только орден. Кстати, этот офицер, которого наградили орденом, сделал на нашей базе еще одну неоценимую вещь. Баню нам построил.
Самых крутых рейнджеров можно довести до такого состояния, когда они будут плакать и проситься домой. Если не создать нормальные бытовые условия.
Мы прибыли в Чечню — грязь, слякоть. На бэтээре проедешь — на лице слой грязи в полсантиметра. Ни помыться, ни постираться.
У парня — руки золотые. А он:
— Вот, все будут воевать. Я буду сидеть. Медали, ордена — мимо.
Кое-как, где лаской, где таской уломал его. Баню под землей сделали, потому что сруб нечем было как следует законопатить. Сверху домик — предбанник построили.
С операции едем, грязные как черти. По рации просим: «Готовьте баню».
Паримся, моемся. Завозим еще машину воды — стираемся.
У нас в роте «сухой» закон. Это многих шокирует. Но в Чечне так часто выпивка до беды доводит, что мы не рискуем. Если только пива немного во время отдыха себе позволяем.
В предбаннике посидишь, в простыню завернешься — и пиво с рыбой. А потом снова в парную. Жить веселее — факт.
Игра в снежкиКогда мне говорят: «Чеченский синдром», — я либо матерюсь, либо смеюсь, в зависимости от того, кто мне это сказал и в какой ситуации. Нет никакого «чеченского синдрома»! Это все выдумано больным американским обществом после вьетнамской войны.
Почему я должен сходить с ума, если где-то повоевал? У настоящего солдата, офицера, кто реально воевал, таких синдромов не бывает. Отчего синдромиться? Отчего? Отчего?!
По большому счету солдату на войне гораздо легче, чем здесь. Проще! Почему бойцы рвутся на войну? Матери все никак не могут понять…