Пройдет несколько лет, супруги разъедутся (не разойдутся, на чем настаивала старая княгиня, а станут жить в разных поместьях). Дашков охладеет к жене. Увидев Анну уже сорокалетней, Марта Вильмот отметит простоту ее лица. От былой прелести не останется и следа. Красота увянет, а разговаривать с «пастушкой» магистру искусств Эдинбургского университета[141] будет не о чем.
Точно так же во время Заграничного похода 1813 года русские офицеры станут «покупаться» на «скоро-мимоходящую красоту» заграничных барышень. О драме таких семей написал А. X. Бенкендорф, в 1816 году командир драгунской бригады в провинциальном городке Гадяче на Украине: «Офицеры знатного происхождения, призванные впоследствии располагать более или менее значительным состоянием и являющиеся часто надеждою и поддержкою целой семьи, вступают в браки по увлечению, от скуки или по неразумию и привозят в отечество жен, составляющих предмет их собственного стыда и родительского отчаяния. Подобные примеры участились с прохождением наших войск через Германию и с расквартированием в Польше и принесли огорчение во множество семей». В докладной записке императору генерал советовал запретить венчание без благословения родителей. «Подобные строгости и формальности, крайне значительно успокоив семьи… прервут множество несчастных союзов и сохранят на службе немало хороших офицеров»[142].
О разводе тогда не смели и помышлять. Так, «жертвы привязанности» калечили судьбы своих мужей, пошедших на поводу у книжной страсти. Но, быть может, русские социальные перегородки были тверже европейских? Ничуть. Один из мемуаристов середины XIX века В. С. Печерин — современник славянофилов, ставший католическим пастором, — описал запомнившийся ему случай: «Английский лорд или просто богатый джентльмен женился в Париже на балетной фигурантке… Они живут в совершенном уединении, и никто к ним не ездит. Бестолковые католики объясняют это тем, что она католичка: это сущий вздор! В высших сферах вовсе не обращают внимания на различие вероисповеданий… Но дело в том, что человек, хоть мало-мальски знакомый с хорошим обществом, с первого взгляда увидит, к какому сословию эта француженка принадлежала… манеры ее как-то отзываются рыбным рынком… Вот урок сентиментальным Дон-Кихотам! Я раз только был у них в доме. Он больше походит на жилище студента с гризеткою в 6-м этаже, чем на семейную обитель джентльмена. Во всем был какой-то беспорядок, распущенность, неряшество. В доме, где есть благовоспитанная умная женщина, добрая мать семейства, слышишь какое-то благоухание семейной жизни… а тут везде была гризетка»[143].
Печерин обратил внимание на то, что супруги принадлежали не только к разным социальным слоям, но в силу этого — к разным культурным кругам. Сентименталисты подобными вопросами еще не задавались. А вот Пушкин в «Барышне-крестьянке» описал притворное обучение мнимой крепостной: «На третьем уроке Акулина разбирала уже по складам „Наталью, боярскую дочь“, прерывая чтение замечаниями, от которых Алексей истинно был в изумлении»[144]. Таким образом, героиня — ровня герою не только социально, но и эмоционально, культурно. Они могут быть вместе, не тяготя друг друга.
Исключения подтверждали правило. Супруга Александра Федосеевича Бестужева, в будущем издателя «Санкт-Петербургского журнала», происходила из мещан. С молодыми людьми случилась обычная для армейской среды история: капитан флотской артиллерии Бестужев был ранен на войне со Швецией в 1790 году, Прасковья Михайловна выходила его, у них родился сын. Можно было просто содержать мать незаконного ребенка, как делали многие, но офицер из старинного аристократического рода разделял шиллеровские устремления к «любви поверх сословий»[145].
Просвещенная и добродетельная дама стала настоящей помощницей мужа в издательских делах и родила ему восьмерых детей, из которых четверо сыновей стали декабристами. Их участь была печальна: кто подвергнут ссылке, кто разжалован в рядовые и сошел с ума. «Они ведь все несчастливцы, мои братья»[146], — заметил писатель Александр Бестужев-Марлинский, отправленный на Кавказ.
141
В 1779 году, окончив курс в Эдинбургском университете, молодой князь П. М. Дашков защитил философскую диссертацию об искусстве трагедии.
143
145
В пьесе «Коварство и любовь» Фердинанд фон Вальтер говорит: «Я — дворянин? Подумай, что старше — мои дворянские грамоты или же мировая гармония? Что важнее — мой герб или предначертание небес во взоре моей Луизы: „Эта женщина рождена для этого мужчины“?»
146
Письма Александра Александровича Бестужева к Н. А. и К. А. Полевым, писанные в 1831–1837 годах // Русский вестник 1861. № 4. Письмо XXXI.