А что в умах? И здесь картина весьма напоминает николаевскую эпоху. Сегодня лейтмотив социального поведения огромного большинства населения России — «усталое безразличие к своей судьбе» (А. И. Солженицын). В сущности это и есть то самое «полное равнодушие к добру и злу, к истине и ко лжи», которые Чаадаев отмечал в своих современниках (163, 127).
Что же нам делать?
Прежде всего, убедитесь, что вы действительно хотите и можете что-то делать. Но если у вас еще сохранилась способность действовать, а не имитировать деятельность (ведь наше время — время имитаторов), — то давайте для начала попробуем понять, на какую станцию мы всё же приехали. И куда с этой станции можно уехать дальше.
Заняв свое место где-то в седьмом десятке мирового рейтинга уровня жизни, Россия должна, наконец, определить свои реальные (а не выдуманные) цели и приоритеты. Главное на сегодняшний день — задача самопознания. Среди многочисленных дорог, на которые зовут нас политические зазывалы, нет той единственной дороги, которая только и может вывести из нынешнего духовного «бездорожья». Дороги, которая ведет к здравым суждениям и трезвым оценкам; дороги, которая учит истории лучше всех учебников и профессоров; дороги, которая пахнет ветром и дымом… Словом, той самой дороги, на которую звал Гоголь, заклинавший русского человека «проехаться по России».
Этой дорогой мы и отправимся во второй части нашей книги, не ставя перед собой никаких задач, кроме понимания, и не имея никаких обязательств, кроме сочувствия.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
БРИЧКА, ИЛИ «ОГНИ ПЕЧАЛЬНЫХ ДЕРЕВЕНЬ»
Глава первая.
Цель путешествия
Путешествие по России с познавательной целью всегда казалось русским людям каким-то странным, нелепым занятием. Не принято было и вести дневник путешествия по своей стране. Иное дело — поездки за границу, к святым местам или с дипломатической миссией. Тут полагалось «глядеть во все глаза». Даже у людей, не привыкших излагать мысли на бумаге, в новой обстановке появлялся писательский зуд. Через всю историю средневековой Руси проходит череда сочинений о дальних странах — от Италии до Индии и от Иерусалима до Любека. Не любили писать только о поездках в Золотую Орду. Это было что-то почти интимное, постыдное, унизительное. Да и писать-то было как бы и не о чем: варвары — они и есть варвары. А вокруг — бескрайнее Дикое поле…
Итак, писали обо всем необычном, достойном восхищения или примечания. Но Россия была своей, привычной и понятной. О ней писали иностранцы, честно пытавшиеся понять это «огромное, темное, неразгаданное дитя провидения» или стремившиеся прослыть знатоками России (33, 457).
При такой традиции вполне закономерно, что первое подробное описание разных местностей России с историко-культурной точки зрения, представленное в виде путевых записок, принадлежит перу российского академика, но немца по происхождению, Герарда Миллера (1705—1783). Он прибыл в Россию в 1725 году и стал деятельным членом молодой Российской академии наук. Увлекшись историей России, Миллер исколесил всю страну в поисках редких документов и подлинных памятников старины.
Итак, первый путешественник по России был обрусевшим немцем. А первый русский путешественник — Николай Михайлович Карамзин — отправился на поиски новых впечатлений не в Архангельск или Казань, а в Женеву и Париж.
«Письма русского путешественника» Карамзина стали верстовым столбом с цифрой «один» на долгих дорогах русских путешественников последующих десятилетий.