Поскольку нужда в хлебе была самой насущной, монастырская пашня всегда являлась предметом особой заботы братии. Из житий преподобных Кирилла Белозерского, Александра Ошевенского и других святых известно, что сами преподобные возделывали землю. Хлеб, который выращивали на монастырской пашне, назывался «припашной». Монастырские старцы заботились о том, чтобы амбары были полны хлеба, и держали его про запас. Все работы на пашне были под контролем игумена и келаря. В Житии преподобного Корнилия Комельского рассказывается о том, что святой часто ходил на монастырское поле наблюдать за работами. Так же поступал и преподобный Дмитрий Прилуцкий. Эти заботы о монастырском хозяйстве едва не стоили преподобному Корнилию жизни. Напасти сыпались одна за другой. Как-то, когда преподобный возвращался с поля, на него упало дерево, хотя стояла тихая и безветренная погода. Иноки принесли его в монастырь, двенадцать недель преподобный пролежал без движения. Оправившись после болезни, он вновь пошел проведать работников и упал с высокого обрыва, так что разболелся пуще прежнего. В другой раз на него снова упало дерево, и его нашли лежащим, с разбитой головой.
Отдельными видами работ руководили специально поставленные для этого старцы. Из монахов Комельского монастыря обычно назначалось несколько «нарядников», которые наблюдали за наемными рабочими-«делателями». Старец-«житник» ведал приходом и расходом хлеба, старец «купчина-казначей» покупал земледельческий инвентарь, платил наемным рабочим, трудившимся на пашне (Прокофьева. С. 11). С увеличением монастыря к распашке земли привлекались на различных условиях наемные люди, они также упоминаются уже в житиях основателей монастырей. Это были «половники», «бобыли», «казаки», монастырские слуги, «детеныши» и т. д. Мы сейчас не будем останавливаться на характеристике всех категорий зависимых от монастыря людей. На первых порах в монастырях занимались подсечным земледелием. Некоторые валаамские подвижники, жившие одиноко в глубине острова, брали на себя сугубый подвиг: не принимая никакой помощи от монастыря, сами выращивали хлеб, копая «жесточайшую ту каменную землю» копорулею, даже без помощи скота (Сказание о Валаамском монастыре. С. 133–134).
Монахи, жившие в монастырях нынешней Архангельской области или Карелии, вынуждены были постоянно заниматься подсечным земледелием. Плодородные почвы, как правило, находились под болотами и требовали большого труда при их разработке. Подсечное же земледелие позволяло делать запашки в лесах без использования лошадей и удобрений. Вот как происходил этот процесс в XIX веке: сначала рубили и выжигали лес, причем зола заменяла собой впоследствии искусственное удобрение. Свалив деревья, их оставляли сохнуть до будущей весны, а в ясные сухие дни сжигали. На разработанной из-под леса пашне сеяли озимый хлеб в течение трех и более лет. Почва после поджога давала хороший урожай, а потом чем дальше, тем хуже. На новинах рожь в первые годы родилась сам-10, сам-12, а иногда и сам-50, особенно на местах из-под крупного леса; овес два года подряд родился сам-10, сам-15. Потом землю забрасывали, запущенные палы возобновляли через 15 лет (Иванов. С. 124). Вероятнее всего, именно так обрабатывали землю основатели и первые насельники монастырей. Не случайно в житиях часто встречаются рассказы о том, каким опасностям подвергались святые, когда жгли лес или хворост.
Довольно быстро в монастырях, расположенных на плодородных землях, переходили к правильно организованному трехполью. Там, где позволяли природные условия, зерновое хозяйство велось на высоком уровне, землю добротно обрабатывали, систематически вносили удобрения. При обработке земли употреблялись соха (в Карелии это были простые одноконные сохи), плуг, борона из еловых сучьев, при уборке урожая — серп, цепь и коса. Сеяли, как правило, рожь (в 1621 году в Кирилло-Белозерском монастыре ее посеяли 789 четей) и овес (1564 чети) и в значительно меньшем количестве — ячмень (192 чети) и пшеницу (20 четей). Лен и коноплю монастыри, как правило, не выращивали, хотя постоянно покупали льняное и конопляное масло, лен на нити и коноплю. Гораздо дешевле их было купить, чем заниматься такими трудоемкими культурами в собственном хозяйстве.
Хлеба высевались яровые и озимые. В Прилуцком монастыре (близ Вологды) яровые (овес, ячмень, пшеницу, редко — рожь) сеяли в апреле или в мае. Озимую рожь (такой была большая часть, именно она кормила монастырь) сеяли в августе. Уборка урожая начиналась в конце июля и заканчивалась в августе. Лишь в те годы, когда стояла особо плохая погода, окончание уборочных работ падало на сентябрь. Самый же разгар страды приходился, как правило, на август. Урожаи зависели от погодных условий, количества рабочих рук и всегда получались разными, но, как правило, стабильно высокими. Л. С. Прокофьева, детально изучившая хозяйство Спасо-Прилуцкого монастыря, отмечает в своем исследовании, что неурожаев в этой обители практически не было. Даже в голодные годы, которыми начинался XVII век, урожай на монастырском поле был относительно высок. В 1601 году урожай ржи составил сам-3,6, овса — сам-2,6, ячменя — сам-6,4. Такими были средние урожаи на территории центральной части Русского государства в обычные годы. Монастырские старцы сетовали только, что хлеб в этот год уродился весь «зяблый», то есть не годился на семена, но все-таки его было достаточно, чтобы прокормить монастырских людей. А бывали годы, когда урожаи выдавались особенно высокие. Так, в 1642 году в том же монастыре ржи уродилось сам-10, овса — сам-5,8, ячменя — сам-10. Причем на монастырской пашне урожаи были всегда выше, чем в селах, расположенных неподалеку от монастыря (Прокофьева. С. 21). Достигалось это высоким уровнем обработки пашни. Некоторые обители полностью обеспечивали себя хлебом, но почти никогда им не торговали, даже когда амбары ломились от хлеба. Наоборот, монастыри всегда старались его закупать про запас и только немногие обители торговали своим хлебом (так, Троице-Сергиев монастырь вывозил в Астрахань муку, которая мололась на его мельницах из его собственного зерна).
Большинство же русских монастырей, расположенных в неблагоприятных для сельского хозяйства районах, не могли прокормить себя хлебом сами, зерно приходилось докупать или просить помощи у государства или иных благотворителей. В Псково-Печерском монастыре в начальную пору его существования часто случались перебои с хлебом. Получив от благотворителей жито и овес, монахи ссыпали их вместе и из этой смеси пекли хлеб.
Мельницы не сразу появлялись в монастырях. На первых порах монахи перемалывали зерно с помощью ручных жерновов. В Житии преподобного Трифона Печенгского рассказывается, как преподобный купил ручные жернова в городе Кола. Они были «немалы и тяжки», но Трифон всю дорогу до монастыря нес их на своих плечах. Путь был неблизким, преподобный прошел 150 стадий по холмистой, а иногда болотистой местности. К тому же, как замечает автор Жития, было это Великим постом, и преподобный ничего не ел. Эти жернова много лет служили монастырю, а потом хранились в обители в память о святом Трифоне.
Однако молоть ручными жерновами было чрезвычайно трудным делом. Все зерно обычно делилось на части — «уроки» и распределялось между иноками монастыря. Если кто брал на себя чужой урок, то в житиях такой поступок оценивается как особый подвиг. Преподобный Герасим Болдинский, который от природы был «крепок и мощен зело» и мог работать за двоих, часто, жалея иноков, выполнял за них эту тяжелую работу. Так же поступал и преподобный Антоний Сийский. Некоторое время он жил в уединенной пустыни неподалеку от монастыря. По ночам, вычитав все положенные молитвы, он молол хлеб. А чтобы усугубить подвиг, раздевался по пояс и отдавал свое тело на съедение комарам. Они облепляли его так, рассказывает автор Жития, что не оставалось места и для кончика пальца. Всю муку преподобный Антоний отправлял в монастырь, себе же оставлял только малую часть на пропитание.
В Благовещенском монастыре преподобных Адриана и Ферапонта Монзенских жил некий брат по имени Феодосий. Он был слепым, однако всю свою монашескую жизнь проработал в «пекальнице» — пекарне. Здесь он пек хлеб для братии. Поскольку монастырь был тогда беден, хлеб молотили жерновами, и Феодосий часто брал на себя братские «уроки». У некоторых он забирал рожь тайно, а потом ставил им в сенях уже готовую муку. Феодосий работал по ночам, а также в полдень, когда вся братия по обыкновению отдыхала. За свой подвижнический труд он стал свидетелем чуда: ему явился святой Ферапонт Монзенский, и на некоторое время слепой Феодосий ясно увидел свою пекарню и Благовещенскую церковь. Преподобный предрек ему, что после смерти он будет положен внутри церкви рядом с ракой святого. После явления преподобного Ферапонта свет снова померк в глазах Феодосия, но он до конца жизни оставался на своем послушании. Когда инок преставился, братия увидели белого голубя, сидевшего на крыше его кельи. Феодосия погребли в приделе во имя святителя Николая Чудотворца Благовещенской церкви рядом с ракой святого Ферапонта, как это и было ему предсказано.