Совсем недолго оставались Трубецкие владельцами Ахтырки, и в пору, когда пришлось продавать это таинственно-музыкальное имение, они, сохраняя память об одном из представителей рода — Наталии Сергеевне Трубецкой, переносят колонну к церковной ограде. В 1917 году рушится усадьба. Падает и колонна, но, к счастью, остается цела.
Шли годы. Многое вокруг усадьбы менялось, отнюдь не в лучшую сторону. По окрестным землям прошла Московско-Ярославская железная дорога. А довершила разрушение, казалось бы, прочного, сложившегося многими десятилетиями уклада реформа 1861 года. Хозяйство, в основном усилиями управляющих, приводится в расстройство. Помещичьи земли в округе приходят в упадок.
В 1920-х годах усадебный дом был уничтожен пожаром.
А. Н. Греч писал в «Венке усадьбы»: «Недавнее пепелище заросло травой, крапивой и бурьяном. Одиноко и оголенно стоит церковь, больше не ведет никуда дорога, охваченная пилонами въездных ворот… Над пепелищем склонили свои ветви плакучие березы, точно на кладбище».
Глава четвертая. Обитатели усадеб
С той же уверенностью, с какой Россию называли крестьянской (если иметь в виду только численность класса), страну нашу следовало бы величать и дворянской. Причем касается это не только качественного уровня отечественной культуры (на протяжении многих веков выпестованной, построенной и доведенной до гениального совершенства именно русским дворянством), но и количественного. Оказывается, общее число поместий в империи составляло в середине XIX столетия несколько сотен тысяч. И дело не в том, что 90 процентов этих усадеб принадлежали помещикам бедным либо однодворцам[25]. Важна та потенциальная культура многих из этих мелкопоместных родов, которая постоянно подпитывала не только живущих в округе крестьян, но даже и власть имущих, государственных служащих (при них они были секретарями министров, офицерами в армии, управляющими в имениях, на заводах и фабриках, лесничими в государственных и частных угодьях).
«Мелкотравчатые»
Эти люди, носившие в обществе и народе шутливо-насмешливое прозвище «мелкотравчатых», прекрасно знали свое дело, как правило, были честны и работоспособны до самозабвения.
Среди этих скромных помещиков встречались и женщины, пользовавшиеся не только уважением собственного класса, но и теплым отношением к ним местных крестьян.
«…Татьяна Борисовна — женщина лет пятидесяти, с большими серыми глазами навыкате, несколько тупым носом, румяными щеками и двойным подбородком. Лицо ее дышит приветом и лаской. Она когда-то была замужем, но скоро овдовела. Татьяна Борисовна весьма замечательная женщина. Живет она безвыездно в своем маленьком поместье, с соседями мало знается, принимает и любит одних молодых людей. Родилась она от весьма бедных помещиков и не получила никакого воспитания, то есть не говорит по-французски; в Москве даже никогда не бывала — и, несмотря на все эти недостатки, так просто и хорошо себя держит, так свободно чувствует и мыслит, так мало заражена обыкновенными недугами мелкопоместной барыни, что поистине невозможно ей не удивляться… И в самом деле: женщина круглый год живет в деревне, в глуши — и не сплетничает, не пищит, не приседает, не волнуется, не давится, не дрожит от любопытства… чудеса! Ходит она обыкновенно в сером тафтяном платье и белом чепце с висячими лиловыми лентами; любит покушать, но без излишества; варенье, сушенье и соленье предоставляет ключнице. Чем же она занимается целый день? — спросите вы… Читает? — Нет, не читает; да и, правду сказать, книги не для нее печатаются… Если нет у ней гостя, сидит себе моя Татьяна Борисовна под окном и чулок вяжет — зимой; летом в сад ходит, цветы сажает и поливает, с котятами играет по целым часам, голубей кормит… Хозяйством она мало занимается. Но если заедет к ней гость, молодой какой-нибудь сосед, которого она жалует, — Татьяна Борисовна вся оживится; усадит его, напоит чаем, слушает его рассказы, смеется, изредка его по щеке потреплет, но сама говорит мало: в беде, в горе утешит, добрый совет подаст. Сколько людей поверяли ей свои домашние, задушевные тайны, плакали у ней на руках! Особенно любит она глядеть на игры и шалости молодежи; сложит руки под грудью, закинет голову, прищурит глаза и сидит, улыбаясь, да вдруг вздохнет и скажет: "Ах вы, детки мои, детки!.." Так, бывало, и хочется подойти к ней, взять ее за руку и сказать: "Послушайте, Татьяна Борисовна, вы себе цены не знаете, ведь вы, при всей вашей простоте и неучености, — необыкновенное существо!" Одно имя ее звучит чем-то знакомым, приветным, охотно произносится, возбуждает дружелюбную улыбку. Сколько раз мне, например, случалось спросить у встречного мужика: как, братец, проехать, положим, в Грачовку? "А вы, батюшка, ступайте сперва на Вязовое, а оттоле на Татьяну Борисовну, а от Татьяны Борисовны всяк вам укажет". И при имени Татьяны Борисовны мужик как-то особенно головой тряхнет» (Тургенев И. С. Татьяна Борисовна и ее племянник).
25
Однодворцы — мелкие землевладельцы, обладавшие правом владеть крепостными, но облагавшиеся подушной податью наравне с крестьянами.