Именно в этот момент к причалу подъехали автомобили, из которых вышли член Коллегии ОГПУ СССР Глеб Иванович Бокий (в честь которого и был назван пароход СЛОНа), начальнику СЛОНа Александр Петрович Ногтев, заместитель начальника Арвид Яковлевич Мартинелли, а также пролетарский писатель Алексей Максимович Горький с сыном Максимом и его супругой Надеждой Алексеевной Пешковой, имевшей прозвище «Тимоша».
Оживленно общаясь с руководством лагеря, Горький, разумеется, не обратил внимания на расстеленные рядом с причалом огромные куски брезента, и лишь когда пароход отвалил от пирса и встал на курс, брезент сбросили и заключенным разрешили встать.
Вернувшись из той поездки, Алексей Максимович опубликовал в «Известиях», а также на страницах журнала «Наши достижения» очерк «Соловки», в котором описал (соответствующим образом) быт заключенных Соловецкого Лагеря Особого Назначения.
Прочитаем некоторые выдержки из этого очерка, чтобы понять, почему посещение Горьким Соловков летом 1929 года до сих пор вызывает споры и рождает обвинения «буревестника пролетарской революции» в конформизме.
Писатель об острове: «Суровый лиризм этого острова, не внушая бесплодной жалости к его населению, вызывает почти мучительно напряженное желание быстрее, упорнее работать для создания новой действительности. Этот кусок земли, отрезанный от материка серым, холодным морем, ощетиненный лесом, засоренный валунами, покрытый заплатами серебряных озер, — несколько тысяч людей приводят в порядок, создавая на нем большое, разнообразное хозяйство. Мне показалось, что многие невольные островитяне желали намекнуть: “Мы и здесь не пропадем!”».
Писатель о тюрьме: «Хороший, ласковый день. Северное солнце благосклонно освещает казармы, дорожки перед ними, посыпанные песком, ряд темнозеленых елей, клумбы цветов, обложенные дерном». «Старостиха показывает нам комнаты женщин, в комнатах по четыре и по шести кроватей, каждая прибрана “своим”, — свои одеяла, подушки, на стенах — фотографии, открытки, на подоконниках — цветы, впечатления “казенщины” — нет, на тюрьму все это ничем не похоже, но кажется, что в этих комнатах живут пассажирки с потонувшего корабля».
Писатель о культурном досуге заключенных: «Концерт был весьма интересен и разнообразен. Небольшой, но хорошо сыгравшийся “симфонический ансамбль” исполнил увертюру из “Севильского цирюльника”, скрипач играл “Мазурку” Венявского, “Весенние воды” Рахманинова; неплохо был спет “Пролог” из “Паяцев”, пели русские песни, танцевали “ковбойский” и “эксцентрический” танцы, некто отлично декламировал “Гармонь” Жарова под аккомпанемент гармоники и рояля. Совершенно изумительно работала труппа акробатов, — пятеро мужчин и женщина, — делая такие “трюки”, каких не увидишь и в хорошем цирке».
Писатель о социальном составе заключенных: «Партийных людей, — за исключением наказанных коммунистов, — на острове нет, эсеры, меньшевики переведены куда-то. Подавляющее большинство островитян — уголовные, а “политические” — это контрреволюционеры эмоционального типа, “монархисты”, те, кого до революции именовали “черной сотней”. Есть в их среде сторонники террора, “экономические шпионы", “вредители”, вообще “худая трава”, которую “из поля — вон” выбрасывает справедливая рука истории».
Писатель о лагерном руководстве: «Я не в состоянии выразить мои впечатления в нескольких словах. Не хочется, да и стыдно (!) было бы впасть в шаблонные похвалы изумительной энергии людей, которые, являясь зоркими и неутомимыми стражами революции, умеют, вместе с тем, быть замечательно смелыми творцами культуры».
Писатель о советской системе перевоспитания и профилактике правонарушений: «Совнарком РСФСР постановил уничтожить тюрьмы для уголовных в течение ближайших пяти лет и применять к “правонарушителям” только метод воспитания трудом в условиях возможно широкой свободы... В этом направлении у нас поставлен интереснейший опыт, и он дал уже неоспоримые положительные результаты. “Соловецкий лагерь особого назначения” — не “Мертвый дом” Достоевского, потому что там учат жить, учат грамоте и труду. Это не “Мир отверженных” Якубовича-Мелыпина, потому что здесь жизнью трудящихся руководят рабочие люди, а они, не так давно, тоже были “отверженными” в самодержавно-мещанском государстве. Рабочий не может относиться к “правонарушителям” так сурово и беспощадно, какой вынужден отнестись к своим классовым, инстинктивным врагам, которых — он знает — не перевоспитаешь. И враги очень усердно убеждают его в этом. “Правонарушителей”, если они — люди его класса — рабочие, крестьяне, — он перевоспитывает легко... Мне кажется — вывод ясен: необходимы такие лагеря, как Соловки, и такие трудкоммуны, как Болшево (Болшевская трудовая коммуна ОГПУ № 1 (1924—1937). — М. Г.). Именно этим путем государство быстро достигнет одной из своих целей: уничтожить тюрьмы».