В Соловецком патерике годы нахождения преподобного Савватия в Кирилловой обители описываются следующим образом: «Любим же и прославляем он был всеми местными иноками и самим игуменом монастыря того. За великое его послушание, кротость и смирение все почитали его и называли примером добродетельной жизни для братии».
Особую любовь новоначальный инок испытывал к чтению Евангелия, сочинений аввы Дорофея и Иоанна Лествичника, а также богослужебных книг, которые хранились в монастырской библиотеке. Этот факт дает нам возможность предположить, что Савватий не просто владел грамотой, но принадлежал к числу церковных интеллектуалов своего времени. Начитанность, видимо, была одной из черт инока, которая обращала на себя внимание как игумена, так и всей братии.
«Отрекшийся от мира из страха подобен фимиаму, который сперва благоухает, а после оканчивается дымом... а исшедший из мира по любви к Богу в самом начале приобретает огонь, который, быв ввержен в вещество, вскоре возжег сильный пожар».
Эти слова из «Лествицы» преподобного Иоанна Синаита всякий раз заставляли Савватия задуматься об истинном смысле своего иноческого выбора, и порукой тому были великие современники молодого постриженника, ученики преподобного Сергия. «Излюбивши пустыню, они явили большую отрешенность от мира и его судьбы... — замечает историк и публицист Г. П. Федотов (1886—1951), —взяв на себя труднейший подвиг, и притом необходимо связанный с созерцательной молитвой, они поднимают духовную жизнь на новую высоту, еще не достигнутую на Руси».
Мефодий Пешношский и Димитрий Прилуцкий, Сильвестр и Павел Обнорские, Стефан Махрищский и Авраамий Чухломский, Кирилл и Ферапонт Белозерские стояли у истоков целой иноческой ойкумены на Русском Севере, которую в 1855 году известный писатель и путешественник А. Н. Муравьев назвал Русской Фиваидой. В своей монографии, опубликованной в Петербурге после поездки по Вологодским землям, Андрей Николаевич писал: «...Многие однако слышали о Фиваиде Египетской и читали в патериках Греческих о подвигах великих Отцев, просиявших в суровых пустынях Скитской и Палестинской. Но кто знает этот наш чудный мир иноческий, нимало не уступающий Восточному, который внезапно у нас самих развился в исходе XIV столетия и в продолжение двух последующих веков одушевил непроходимые дебри и лесистые болота родного Севера».
Итак, поиск пустынных и необитаемых мест становится отличительной чертой аскетического делания подвижников так называемой Радонежской плеяды, для которых слова «те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11. 38) являются не самоцелью, но обетованием. Едва ли кто из учеников святого Сергия, как, впрочем, и сам великий старец, был знаком с учением святителя Григория Паламы об исихазме — молчании как основе внутреннего умно-сердечного молитвенного делания, совершаемого в уединении. Однако именно подвижники Северной Фиваиды наполнили идею архиепископа Фессалоникийского Григория Паламы (1296—1359) «о священнобезмолвствующих» особым содержанием, своеобразно переосмыслили ее применительно к русской монашеской традиции, да и к русскому менталитету вообще.
Безусловно, переосмысление это носило интуитивный характер, было результатом не только молитвенной и богослужебной практик, но и условий, в которых эти практики осуществлялись. Речь, разумеется, идет о суровой природе Северной Фиваиды — заболоченные пустоши Вологодчины, непроходимые леса Белозерья и Поонежья, суровый климат поморского берега Белого моря, островная жизнь. В конечном итоге это и есть доведенное до крайности понимание свободы, о которой святой Макарий Египетский говорил: «Как Бог свободен, так свободен и ты; и если захочешь погибнуть, никто тебе не противится и не возбраняет... если захочет человек, делается сыном Божиим или сыном погибели».
Таким образом, возникает закономерный вопрос: где проще умертвить себя — в миру, общаясь с людьми развратными, что, по мысли преподобного Нила Синайского, «гораздо тлетворнее заразительной болезни», или погибнуть в дремучем лесу от когтей диких животных, холода, голода и одиночества? Уходя в необитаемые дебри Северной Фиваиды, ученики преподобного Сергия отвечают на этот вопрос однозначно, уповая лишь на Божественное произволение и доскональное знание своих слабостей, немощей и в то же время сильных сторон, ощущение своего сердечного горения.