Интересное объяснение нравственной крепости, по сути необоримости перед лицом нечеловеческих лишений, страданий и козней «началозлобного демона» дает философ, переводчик, богослов С. С. Хоружий в своем сочинении «Диптих безмолвия»: «Идеи ухода от мира, уединенного подвига, священнобезмолвия очевидным образом несут в себе мощный заряд утверждения индивидуальности. Более того, именно в лоне аскетики и вырабатывались, в своем большинстве, все представления о важности и суверенности всякой человеческой индивидуальности как таковой. Жизненный нерв христианской аскетики — сознание абсолютной ценности личного духовного пути и личной духовной судьбы, и вместе с этим — сознание полной ответственности человека за свой путь и свою судьбу: от тебя самого зависит, что ты есть и что станет с тобой, а итог твоего пути может быть различным в немыслимом, страшном размахе — от Неба до Ада».
В данном случае кротость, послушание, смирение, немногословие становились отнюдь не синонимами слабоволия и беспечности, но самым парадоксальным и немыслимым образом расширяли такие заповеданные еще аскетами Древней Церкви качества, как внутренняя решимость, дисциплинированность, непреклонность в противостоянии греху, дерзновение в бесконечном и горячем поиске Божественного водительства.
Например, преподобный Кирилл Белозерский, будучи ласков к братии, всеконечно ища уединения, избегая славы и обладая даром слез на молитве, слыл суровым ревнителем благочестия, монастырского устава и внутреннего повседневного распорядка, требовал от иноков неукоснительного исполнения возложенных на них послушаний, при этом к себе был строг «паче инех», также почитал келью первым другом священно-безмолвствующего (старец часто повторял: «Первее в келью иди, и келья всему научит тя»), а сердечное горение в вере — основой монашеской жизни.
Общаясь с преподобным Кириллом, Савватий, можно утверждать, имел перед глазами пример почти безупречный, почти святоотеческий, но при этом абсолютно живой, совершенно лишенный налета дидактического высокомерия. Например, все насельники Кириллова монастыря и сподвижники великого отшельника не просто хорошо знали, но и прекрасно помнили те времена, когда преподобный старец, совершая послушания наравне с прочими иноками (валка леса, заготовка дров на зиму, сбор хвороста, работа на огороде), трижды чудесным образом избежал неминуемой гибели, но при этом не возгордился, не вознесся, почитая себя полностью неуязвимым по воле Божией, но еще более сосредоточился на внутренней молитве и борьбе с вражескими, читай: дьявольскими, кознями, коим особенно подвержен всякий монах.
Впрочем, по мысли преподобного Иоанна Кассиана (360—435), «не внешнего врага (пожара, нападения разбойников и лютых зверей) надобно бояться; враг наш заключен в нас самих. Почему и ведется в нас непрестанно внутренняя война (“невидимая брань”). Одержи мы в ней победу, — и все внешние брани сделаются ничтожными, и все станет у воина Христова мирно, и все будет ему покорно. Нечего будет бояться врага во сне, когда то, что есть внутри нас, быв побеждено, покорится духу».
Таким образом, «внутренний враг» кроется в малом, но насущном, ежедневном, бытовом, если угодно, незаметно, но неотвратимо порабощает, и лишь опытный монах умеет распознать его и вовремя отсечь все пагубные искушения.
Так, тяготясь вниманием и уважением братии, а также вниманием и почитанием приходивших в Кириллову обитель на Сиверское озеро многочисленных паломников, Савватий, не желая впасть в «рабство славы», просит игумена благословить его уход из монастыря на Ладожское озеро, на остров Валаам, где его никто не знает и где можно укрыться от всеобщего восхваления и восхищения.
В Житии преподобного об этом эпизоде его монашеского служения сказано следующее: «И начал он просить игумена сам и молитвами братии, чтобы отпустил его с благословением. Ибо слышал от неких странников такой рассказ: “Есть в Новгородской земле озеро, называемое Ладожским, а на том озере — остров, именуемый Валаам. На том острове стоит монастырь Преображения Господа нашего Иисуса Христа. Проводят там иноки жизнь очень суровую: пребывают в тяжелых трудах, и все делают своими руками — и от этих трудов нелегкую пищу себе добывают, песнопения же и молитвы беспрестанные Богу принося”. От этого известия уверился в своем стремлении раб Божий Савватий и появилось у него боголюбивое желание там поселиться».
Далее источник сообщает, что, «тяжко скорбя, простилась братия Кирилло-Белозерского монастыря со святым старцем».