20 февраля 1937 года решением Наркомата внутренних дел Соловецкий Лагерь Особого Назначения был преобразован в Соловецкую Тюрьму Особого Назначения (СТОН) ОШУ.
Летом того же года нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов подписал оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», на основании которого с августа 1937-го по ноябрь 1938 года было казнено 390 тысяч человек, а 380 тысяч были высланы в лагеря ГУЛАГа.
Для Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения квота составила 1200 человек. Расстрелы проходили на Секирной горе, а также в урочище Сандормох под Медвежьегорском и в Ленинграде, куда были этапированы узники СЛОНа.
«Соловецкий кремль превратился в спецтюрьму. Спешно огородили окна железными прутьями для новых “жильцов”. Скоро мы их увидели. Это были бывшие люди — “жатва Ежова”. Мест для них не хватало, и нас, рядовых зека и старых соловчан, отправили на материк в Белбалтлаг» — из книги бывшего заключенного СТОНа А. Светлова.
В 1938 году силами заключенных, количество которых сократилось с 12 тысяч до 1500 человек, на острове началось строительство здания тюрьмы, спроектированного заключенными, братьями-близнецами Борисом Васильевичем и Константином Васильевичем Минихами.
Узнать об этих людях удалось следующее. Родились они в 1900 году в Варшаве в дворянской семье. Некоторое время работали в Московском тресте «Горгражданстрой». В 1936 году по обвинению в шпионаже и террористической деятельности были арестованы и осуждены на восемь лет. На Соловках работали в проектно-сметном бюро. Уже после завершения в 1939 году строительства здания тюрьмы (кстати, оцененного начальством НКВД очень высоко) на Соловках братья Минихи были обвинены в создании повстанческой организации и вывезены в Москву, где через год их расстреляли.
Эта короткая биографическая справка — лишь одна из сотен тысяч подобных, из которых и состоит история ГУЛАГа в целом и СТОНа в частности.
Из воспоминаний бывшего узника Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения Иллариона Сергеевича Поздяева: «Полузадохнувшиеся в тюремных казематах, без нормального кислорода, провонявшие насквозь парашными выделениями и потом, мы были обессилены и походили на живые мумии. От свежего воздуха кружилась голова, подкашивались ноги...
С июня приступили к работе. Строительные объекты тюрем в обиходе назывались площадками. Вначале тюремное начальство направило нас на площадку, где разбирались старая церковь (речь идет об Онуфриев-кой кладбищенской церкви. — М. Г.) и кладбище. Разбирали строение, выкапывали покойников из могил монастыря и выбрасывали их в отвал. Вонь из раскопанных могил и трупов из них, со смердящим смертным ядом, отравляла нас, вызывала головные боли, рвоту и отравления. После случаев отравления трупным ядом стали выделять лошадей с грабарками и передками для перевозки трупов. Рыли котлован фундамента, как говорили, под больницу. Фактически это строился какой-то блиндаж или убежище, с глубиной котлована под фундамент более 15 метров.
Потом нас стали выводить на площадку бывшего кирпичного завода, затем новой тюрьмы, где проводили уборочные работы и строили дороги, ремонтировали мосты, разбирали ненужные строения. Работал я и на площадке бывшего йодового завода... Там также копали котлованы, траншеи и занимались планировочными работами. Плинтовали и убирали камни на площадке строительства аэродрома. Построили дамбу из булыжника, отвоевав у моря огромное пространство для аэродрома: для обычных самолетов и гидросамолетов».
Сокращение числа заключенных при сохранении, если не увеличении, численности надзорсостава привело к ужесточению режима, окончательно унифицировав повседневную жизнь в СТОНе. Отдаленные лагерные командировки на Большом Соловецком и Анзерском островах, а также на Муксалме были ликвидированы. Заключенные отныне содержались в периметре кремля. Было проведено кардинальное перепрофилирование их мест содержания.
Бывший узник Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения Б. Л. Оликер так описал место своего содержания: «Замки на дверях проверялись ежечасно... В камере, бывшей келье, стояло шесть коек. Между ними был промежуток двадцать пять — тридцать сантиметров. Это была та “площадка”, по которой заключенный мог ходить... Каждое карцерное отделение имело “предбанник”, где находился надзиратель, и две карцерные камеры... Карцер имел вид лежащей бетонной трубы диаметром примерно сто восемьдесят сантиметров и длиной около пяти метров, в середине вделан в бетон железный стул — стоящая торчком двутавровая балка, с приваренной сверху железной пластинкой размером с дамский носовой платок На стене сбоку была прикреплена узкая доска на шарнирах, опускаемая с двенадцати ночи до шести часов утра — время, отведенное для лежания. Остальное время можно стоять, ходить или сидеть на железном стуле. Окна в карцере не было, а лампа над дверью светила круглые сутки. Парашу же я должен был наполнять пять суток без выноса. Помещение не отапливалось...»