— Здесь агонизировали мусаватисты... А тут зарыты трупы с простреленными черепами...
— Недалеко отсюда в срубе без крыши сидели зимой босые люди. Босые и в одном белье. А в летние месяцы ставили на комары...
— А вот тут, под берегом, заключенные черпали воду из одной проруби и бегом неслись выливать ее в другую...Часами, под лихую команду “Черпать досуха!” — и щедрые зуботычины...»
Прошли века, и вновь здесь, под низким северным небом под нескончаемый вой ветра, направление которого разнообразно и непредсказуемо, Соловецкий архипелаг погрузился в хаос, где происходил переход из мира живых в потусторонний и парадоксальный мир мертвых, населенный черными животными и благородными предками, злыми духами и их антагонистами, заключенными с отрубленными ступнями и бесноватыми надзирателями, в мир, где входящего в него встречают Олень-Сайво, Рыба-Сайво и Птица-Сайво.
Всякий раз отчаливая от материка в 20—30-х годах XX столетия, мореход, по сути, безоглядно входил в кипящие воды реки Морг, о которой в первой половине XIV столетия архиепископ Василий Новгородский сказал: «Много детей моих (духовных детей, разумеется. — М. Г.) видоки тому на Дышучем мори: червь неусыпающий и скрежет зубовный, и река молненная (кипящая. — М. Г) Морг».
Еще этнограф, фольклорист и узник СЛОНа Н. Н. Виноградов утверждал, что на острове существует потусторонний мир, постигнуть который можно лишь путем посвящающих практик или самой смерти. Ученый даже не предполагал, насколько он был прав и насколько его предположения (утверждения) оказались близки к тому, что на острове происходило и называлось «жизнью».
Действительно, странник, он же заключенный, он же надзиратель, высокий чин ОПТУ, писатель или ответственный совработник, оказываясь на Соловках, перейдя окоём, совершенно утрачивал ощущение реальности, устойчивости и в смысле физическом, и в смысле ментальном, когда он более не принадлежал себе.
Не имея сил противостоять воплощенному пусть и в безумстве чекистов злу, обитатель «новых Соловков» более не был привязан к тверди, отныне имея возможность опираться лишь на символы, рожденные болезненным и помраченным воображением, что блуждало в лабиринтах подсознательного.
В каменных лабиринтах, сохранившихся на Большом Заяцком острове...
Кстати, интересная деталь — лабиринт, существующий ныне на Большом Соловецком острове в районе Кислой губы, был сложен заключенными СЛОНа.
Может быть, это был подспудный поиск выхода в состоянии одержимости, когда жизнь уже не имеет цены? Вопрос, на который мы не узнает ответ...
Массовый психоз, которому в 20—30-х годах оказалось подвержено население не только Советской России, но и ряда европейских стран, на Соловках обрел особое наполнение. Это была не только эпидемия клинической истерии, о которой именно в это время в своей работе «Внушение и его роль в общественной жизни» писал великий русский физиолог, психиатр и психолог В. М. Бехтерев (1857—1927), но и впадение в бесоодержимость и звероподобие, вхождение в контакт и собеседование с изнанкой человеческого облика, его многочисленными и неуловимыми личинами.
Достаточно вспомнить сейды на Кузовах, которые, уходя на Соловецкие острова, воздвигали древние саамы, чтобы сохранить в них часть своей души, дабы на «Острове мертвых» она не была исхищена демонами и погублена при этом безвозвратно.
В жизнеописаниях преподобных Савватия, Зосимы и Германа Соловецких, а также святителя Филиппа (Колычева) мы неоднократно встречаем (эти примеры мы уже разобрали в предыдущих главах книги) описание духовной брани подвижников с «началозлобными демонами», которые строят козни против всякого человека, оказавшегося на острове. Ярость враждебных сил велика, и единственным оружием в такой битве, которая порой заканчивается трагедией, становится молитва «живого мертвеца» (монаха), который умер для мира, но молится за него.
Глубокое мистическое взаимодействие между островом и дерзнувшим поселиться на нем предполагает постоянное нахождение человека (островитянина) на грани между добром и злом, благодатью и грехом, жизнью и смертью. Можно утверждать, что соловецкое монашество своим жертвенным служением на протяжении многих столетий (мы говорим, разумеется, о духовном подвиге и иноческой жертве) оживляет это поле постоянной битвы, указывая путь к спасению в брани с одержимостью, в сече с беснованием, в этой неистовой пляске, где человек уже давно не принадлежит себе и уже давно заблудился в каменном лабиринте.
В своей книге «Погружение во тьму» О. В. Волков оставил пронзительные воспоминания о тех немногих островитянах, которые сохранили или пытались сохранить верность традициям преподобных Савватия, Зосимы и Германа. Их тайные собрания чем-то напоминали молитвенные подвиги святых подвижников у подножия Секирной горы в дремучем Соловецком лесу, где обитали «нечистые духи, скрежеща зубами, обращались одни в змей, другие — в различных зверей и гадов, и ящериц, и скорпионов, и всяких пресмыкающихся по земле... отверзали зев, желая поглотить... рыча, как будто готовые растерзать».