Но, как сказано все в той же Книге Екклесиаста, в третьей главе: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру».
Пришло время «собирать камни», и вновь, теперь уже в конце 60-х годов XX века молодые «физики» и «лирики» оказались, как написал, посетив в 80-х годах Соловки, русский писатель Андрей Георгиевич Битов, «на границе времени и пространства».
Поколение «оттепели» искало ту живую линию, которая пролегает между умом и сердцем, идеологией и метафизикой, повседневной рутиной и Божественным смыслом; впрочем, о последнем, думается, студенты МГУ в те годы едва ли могли помыслить. Этот эмоциональный хаос в своей книге «Пятое измерение» очень точно описал А. Г. Битов — каторжный труд, амбиции, кровь, борьба честолюбий и, наконец, гулливеровские усилия по преодолению трагического разрыва между культурой и цивилизацией. Причем этот разрыв воспринимался как несхождение интеллекта и веры, образования и мистического опыта, которым, безусловно, обладал каждый, но в своей основе не мог ни осмыслить, ни воспользоваться им.
Можно предположить, что именно в те годы на Соловках сформировалось концептуальное противостояние, которого до того на острове не было никогда. Противостояние-конфликт между гуманитарно-атеистическим и церковным восприятием острова, его истории, его более чем 500-летнего бытования.
Посетивший Соловки в 1971 году русский поэт Юрий Михайлович Кублановский отразил это смятенное состояние человеческой души, находящейся за окоёмом, «на грани времени и пространства», в своем стихотворении «Волны падают стена за стеной...»:
Особенно это драматическое противостояние стало очевидным в начале 90-х годов, когда началось возрождение Соловецкого монастыря и на остров стали возвращаться монахи.
Конфликт между музеем и монастырем, между монастырем и частью островитян, не имевших к тому времени ни работы, ни достойных условий жизни, нарастал, откликаясь самым болезненным и неожиданным образом. Вдруг всем на Соловках стало ясно, что без монастыря как живого действующего организма жить на острове невозможно. Осознание этого вызвало неоднозначную реакцию соловчан и потребовало от каждого сделать свой выбор...
А меж тем в начале 70-х годов на архипелаг в поисках северной экзотики и суровой красоты циклопической Соловецкой крепости (именно крепости, а не монастыря) поехали, если угодно, «постоттепельные» романтики. Здесь, вдали от городской суеты, посреди Белого моря новые советские отшельники искали архаическую гармонию, видели себя этакими «Робинзонами» эпохи Л. И. Брежнева — времени, к слову сказать, вполне вегетарианского, а посему дающего повод почувствовать себя человеком, победившим рабство и страх.