Выбрать главу

От Никольских ворот дорога ведет в Филиппову пустынь и на Муксалму.

Туда и отправился на второй день своего пребывания на острове.

После аэродрома вполне сносная гравийка пошла направо.

Строить взлетную полосу на Соловках начали еще во времена СТОНа в 1939 году. Найти на архипелаге такой огромный и плоский, как стол, участок земли невозможно, потому что его здесь нет. Но, как известно, для архитекторов «новой жизни» преград не существовало ни на море, ни на суше. Усилиями заключенных Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения площадка была создана, то есть приведена к единому уровню. Точно такой же аэродром был построен и на Муксалме в десяти километрах от монастыря.

Когда ровняли площадку для взлетно-посадочной полосы, каким-то чудом не снесли каменный корпус бывшей Филипповой пустыни, расположенной на берегу Игуменского озера. Постройку спасло то, что в ней находилась лагерная командировка, предположительно здесь содержали заключенного Павла Флоренского.

Вскоре дорога испортилась окончательно, начала уходить в провалы, заваливаться в ручьи, что неожиданно выбегали из чащи, а потом вновь исчезали в грудах наваленных по обочине валунов. Полное отсутствие ветра усиливало духоту преющих болот и монотонный комариный гул, который неотступно преследовал ровно с того момента, когда гравийка вошла в лес.

Помыслилось, что надо было идти через аэродром, там хоть изредка веет прохладой, доносящейся с моря. Впрочем, решение было принято явно с большим опозданием — непроходимый кустарник все попытки свернуть с дороги сделал бесполезными. Значит, так и надо идти, воображая себе, что точно так же, через лес, топь, комариные полчища пробирался в свою пустыню соловецкий игумен Филипп (Колычев).

Обогнув Игуменское озеро, тропа выровнялась, стала значительно суше и пошла в гору, которая уступами восходила над летным полем и завершалась небольшой поляной, окруженной высокими соснами.

Хотя не гора это была, но холм, круча, как принято говорить на Севере.

Если подняться к единственной сохранившейся постройке Филипповой пустыни, то на горизонте можно увидеть шпиль монастырской колокольни, который едва различим среди частокола островерхих соловецких елей.

Значит, пустыня Святителя возвышается над островом, над монастырем, и восхождение на нее для игумена Филиппа было всякий раз восхождением на Голгофу.

Или на гору Фавор...

На вторые сутки островного жития, без сна, без ночи и дня как таковых, лег на деревянные ступеньки бывшего келейного корпуса и уснул. Даже сам не заметил, как это произошло, только и успел подумать, что напоминаю сейчас того человека, что спал на досках у Наместнического корпуса, загодя сняв резиновые сапоги и аккуратно поставив их рядом. В том смысле, что порядок превыше всего.

Во время мартовской поездки на остров, конечно, тоже пришел в Филиппову пустынь. Тогда снегопад обложил высокими сугробами корпус почти до самых окон, и до деревянных ступеней, ведших на крыльцо, было не добраться.

Пришел в пустынь на обратном пути с Муксалмы. Конечно, ходил на «мелкий пролив» (финно-угорский перевод топонима «Муксалма») и летом, но зимой, когда напоминающая огромного полоза каменная дамба выползает из кусков зубастого льда, образует прогалины, воет на постоянном ветру, здесь всё совсем по-другому. Это и есть тот край, окоём, за который по водоводам утекает незамерзающая вода, и нет ей возврата из Дышащего моря.

На Муксалму в Сергиевский скит возвращается только единственный насельник, что живет здесь всю зиму.

Разве что на лыжах ходит в поселок раз в неделю.

Запасается хлебом и душеполезным чтением.

Лыжню заметает быстро, и потому всякий раз тропить надо по новой.

Топит печь.

Вслух читает «Сборник поучений Соловецкого ставропигиального первоклассного монастыря на общие и местные праздники и на разные случаи».

Например, «Слово о пострижении схимников»:

«Древнее время представляет нам немало примеров благочестия наших предков, и один из них... обычай постригаться перед кончиною в монашество. Желание в ангельском образе скончать земную жизнь, чтобы в будущей, загробной, иметь общение со святыми ангелами, было плодом добродетельной жизни наших предков... Ныне, с ослаблением монашеского духа в монастырях и оскудением благочестия в мирянах, утратился и этот благочестивый обычай — постригаться перед кончиною.