Таким образом, полная регламентация жизни на тот момент уже более чем сорока братий Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря в полной мере засвидетельствовала строгое и ревностное бытование тех, кто, по словам святителя Григория Паламы, «достигли исступления из всякого умственного и чувственного восприятия, через полный отказ от видения приняли в себя подлинное видение, а через претерпение незнания вместили в себя чувствование сверхприродных вещей».
Уставное благочестие, а иначе говоря, строгая богослужебная и бытовая дисциплина превращает Соловецкую обитель, говоря современным языком, в административно-церковную единицу со своим статусом, который был засвидетельствован в 60-х годах XV века грамотой на вечное владение всеми Соловецкими островами.
В грамоте этой, в частности, говорилось-. «По благословению господина преосвященного архиепископа Великого Новгорода и Пскова, владыки Ионы, господин посадник степенный Иван Лукинич и старые посадники, и господин тысяцкой Тфифон Юрьевич, и старые тысяцкие и бояре, и жители и купцы, и весь господин Великий Новгород, все пять концов на вече, на Ярославском дворе, пожаловали игумена и всех старцев обители Святого Спаса и Святого Николы с островами Соловецкими, и Анзеры островом и Муксами островом, и Заяцким островом, и малыми островками... а кто придет на те острова на ловлю, или на добыток, на сало или на кожу, то всем тем давать в дом Св. Спаса и Св. Николы изо всего десятину. А теми островами, и землею, и водою, ловищами, и тонями, и пожнями владети игумену и всем старцам Св. Спаса и Св. Николы, по сей жалованной грамоте, в веки».
Следует заметить, что к тому времени (60-е годы XV столетия) о Соловецком монастыре уже хорошо знали не только на Поморском побережье, но и в Новгороде, на чьих землях он формально находился. «И из окрестных мест приходили к нему многие иноки, хотевшие следовать его добродетельной жизни и духовному деланию. Он же, как чадолюбивый отец, с радостью всех принимал, и с безмерной кротостью и смирением духовно поучал, и давал телесный покой: всем равную еду и питье, одежду и обувь. И умножалось число братии — и все имели достаток, и было всего в изобилии, и жили по установленному порядку весьма благополучно... И учил братию сохранять все заповеди, содержащиеся в Божественном Писании святых апостолов и святых отцов семи Вселенских Соборов, непреложно соблюдать правила иноческой жизни», — сообщает Житие.
Наблюдая за тем, как растет соловецкая братия, Зосима принял решение приступить к строительству новой соборной церкви во имя Преображения Господня, новой трапезной с храмом Успения Богородицы, а также Никольской церкви, из-за которой в грамотах этого периода монастырь нередко называли «обителью святого Спаса и святого Николы».
Интересно заметить, что за почти тридцатилетнее пребывание на острове ни Зосима, ни Герман не вспоминают о Савватии, по крайней мере в Житии преподобного об этом нет упоминания. Следовательно, келья-полуземлянка первого Соловецкого отшельника у подножия Секирной горы за эти годы исчезла в лесных зарослях. Тогда же, можно предположить, был утрачен и образ Богородицы Одигитрии, с которым Савватий и Герман в 1429 году впервые пришли на остров.
Молитвенное памятование о великом отшельнике носило скорее умозрительный характер и не было привязано к месту его уединения. Вполне возможно, что именно по этой причине в воспоминаниях Германа о преподобном, легших в основу Жития старца-анахорета, информация о его пребывании на острове крайне размыта и неконкретна.
Однако мистическое присутствие Савватия на острове во времена становления монастыря при игумене Зосиме, вне всякого сомнения, ощущалось.
Так, следуя традиции постоянного аскетического делания, заложенной преподобным Савватием (о чем еще на материке неоднократно рассказывал Герман), Зосима «всё больше предавался духовному деланию, труды к трудам прилагая и устремляясь к лучшему, как сказано: “Стремился — и нашел путь”, радуясь и шествуя без преткновения по стопам Владыки Своего, “высшего ища” и ум к небесам устремляя, и предупреждением страстных помыслов сердце всегда очищая. И проводил он все ночи стоя в беспрестанных молитвенных бдениях».
Особенно эта практика была полезна и необходима в минуты противостояния «дьявольским козням», которые возводил против отшельника и Соловецкого игумена «прародитель зла». Причем теперь вооружал он против Зосимы неразумных и завистливых людей в той надежде, что преподобный, как сказано в его Житии, не выдержит человеческих оскорблений и «уйдет с места того... но сбылось с ними сказанное в псалмах: “Те повержены были и пали”, а крепкого столпа поколебать не смогли. Раб же Божий Зосима, как непобедимый воин, мужественно сражался с врагами благодатью Христовой, днем и ночью всегда пребывая в пении псалмов и песен духовных, поя Господу в сердце своем: “На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь во веки!”».