Как мы помним, именно из той поездки на материк Герман привозит на остров некоего помора Марка (в монашестве Макария), коий «был искусен в рыбной ловле», а через некоторое время, как сказано в Житии Зосимы, «пристали к острову люди, и с ними был инок по имени Феодосий... имел же он священнический сан».
Постепенно интерес к обители стали проявлять не только жители Поморского, Карельского и Лямицкого берегов Белого моря, но и новгородские купцы.
Именно с Сумским посадом связано имя младшего современника преподобного Германа — соловецкого инока Елисея, который почитается в Соборе Новгородских, Карельских и Соловецких святых.
К сожалению, информация о жизни этого подвижника практически отсутствует. Исключение составляет лишь финальный эпизод его жизни из «Чуда о некоем черньци Елесеи», когда соловецкие монахи Даниил, Елисей, Савватий и Филарет отправились по благословению игумена (соответственно Зосимы) ловить рыбу на реку Выг у порога Золотец. Здесь, на берегу реки, инок Даниил предсказал Елисею близкую смерть: «К тому убо не имаши рыб ловити, се бо ти смерть приближися». И объяла Елисея «великая скорбь», но не потому, что он испугался близкой кончины, а потому, что не успел принять «великого образа ангельского» — схимы. По совету братий инок сам возложил на себя схиму, однако ночью был исхищен демонами, которые надругались на ним и сорвали с него схимнические ризы. Тогда было принято решение выдвинуться в село Сума (60 верст от Выга), где находилось Соловецкое подворье и жил священник.
В одной из поздних редакций Жития Елисея это событие описано следующим образом: «Когда они находились на середине Сумской губы, настала великая буря. Волны подобились горам, на судне разорвался парус, сломалась мачта, весла выбило волнами из рук гребцов; к тому же налегла такая тьма, что плаватели едва видели друг друга. Все были в отчаянии, наемники роптали и укоряли иноков, но болящий Елисей не малодушествовал, ибо его успокаивало дивное видение из иного мира.
“Не бойтесь и не скорбите, братия, — говорил он соплавателям, едва дыша от изнеможения, — я вижу отца Зосиму с нами в судне, он помогает нам. Все это случилось с нами по действу диавола, желающего погубить мою душу, но Бог по молитвам преподобного Зосимы истребит супостата”. Вскоре затем ветер мало-помалу начал утихать, волны улеглись, на море водворилась тишина».
Однако, придя в Сумской посад, выяснилось, что Елисей, не выдержав тягот пути, скончался, так и не успев принять схиму. Как сообщает Житие подвижника, после общей молитвы и заступничества преподобного Зосимы Елисей ожил, был пострижен в великую схиму и причастился Святых Тайн Христовых, после чего с миром «отошел ко Господу». Тело его было погребено за алтарем Никольской церкви в Сумском посаде.
Произошло это на рубеже 70—80-х годов XV столетия.
В составленном между 1701 и 1710 годами «Сказании о чудесах и явлениях преподобного отца Сумского, нового чудотворца» собрано большое количество описаний молитвенной помощи святого Елисея Сумского как монахам Соловецкого монастыря, так и жителям Беломорского побережья. Интересно заметить, что большинство этих чудотворений связано с драматическими событиями Соловецкого восстания 1667—1676 годов, о котором в нашей книге еще пойдет речь.
Таким образом, можно утверждать, что Сумской посад эпохи преподобного Германа наряду с Усть-Онегой был во многом знаковым поселением на Поморском берегу Белого моря. Именно отсюда, а также из устья реки Выг в те годы осуществлялась связь материка с Соловецким островом. Связь, которая крепла день ото дня.
Свое последнее хождение по водам Белого моря преподобный Герман совершил в 1479 году, когда соловецкий игумен Арсений (преподобный игумен Зосима Соловецкий скончался в 1478 году) благословил старца отправиться в Новгород, где в Антониевом Рождества Богородицы монастыре великий соловецкий подвижник скончался.
Вскоре гроб с телом Германа был переправлен на реку Свирь в село Хевроньино (по другой версии, Хавроньино), откуда предполагалось его доставить в Спасо-Преображенский монастырь. Однако непогода и распутица пресекли эти намерения, и Герман был погребен у местной часовни, так и не достигнув своего острова.
Монах, умерший для прежней мирской жизни, но обретший возрождение в новое бытие, со смирением и бесстрастием принимает любую жизненную коллизию, любой поворот, любую неожиданность, пускай даже и смертельно опасную, совершенно при этом отрекаясь от своей воли, находя «узкий путь» единственным и очевидным, хотя он тесен и прискорбен.