Труды и дни преподобного Германа, как мы видим, явили нам яркий и удивительный пример того, как можно и должно, не возносясь, не главенствуя, не сокрушаясь попусту, вечностью упразднить время, как это всякий раз происходит во время Тайной вечери. И тогда обыденность станет тождественна не бытовой рутине, не однообразной смене дней и прожитых лет, но ободряющему и бесконечному постижению Божественного замысла, напряженному духовному, умственному и эмоциональному труду, своего рода собеседованию с собой и примирению с самим собой.
Глава пятая
Филипп
Киже. — Субота. — Федор Колычев. — Московские бояре. — Андрей Старицкий. — Бегство из Москвы. Отречься от себя. — Деревянный монастырь. — Игумен Арсений. — Пожар 1558 года. — Послушник Федор. — Послушания инока Филиппа. — Традиции Кирилла Белозерского на острове. — Старец Иона. — Вкладное монашество. — Аскетические подвиги Филиппа. — Архиепископ Феодосий. — Иноческий обиход при Филиппе. — Филиппова пустынь. Два крыла. — Йодпром. — Жесткая дисциплина при Филиппе. — Наказания. — Каменное строительство. — Конфликт в монастыре. — Спасо-Преображенский собор. — Никита Минов. — Иоанн Васильевич
20 июля 1537 года в деревню Киже (вариант — Хи-же), что находилась на берегу Онежского озера, вошел странник. Сейчас, скорее всего, это поселок Возрицы, расположенный на северо-восточном берегу озера в 6 2 километрах от Медвежьегорска у подножия кручи Хиж Исторический топоним, как и сам населенный пункт не сохранились.
Манеры и речь незнакомца выдавали в нем человека знатного происхождения. На вид ему было около тридцати — высок, строен, с коротко обстриженной черной бородой и усами.
На вопрос, у кого можно было бы тут остановиться до зимы, местные ответили, что на краю деревни живет пастух по имени Субота (распространенное в XV—XVII веках нехристианское имя: так часто называли мальчика, родившегося в субботний день).
В доме Суботы странник выполнял самую тяжелую работу — пас скот, обрабатывал поле и огород, плотничал, чинил рыболовные снасти.
Осенью, покидая деревню, незнакомец сообщил хозяину, что идет из Москвы на Белое море, и звали того незнакомца — Федор Колычев.
Известный русский церковный историк и публицист Георгий Петрович Федотов писал: «Путь на Соловки долог и труден. Федор направился не прямой дорогой из Москвы через Вологду, по Двине, а окольной, через земли Новгородские... Дороги вели по озерам и болотам, недоступным для пешего в летнее время. Приходилось или плыть на лодке, или ждать зимы, когда мороз скует зыбкие трясины. Какие-то неведомые нам причины — быть может, бездорожье, быть может, отсутствие средств — заставили путника остановиться на берегу Онежского озера в деревне Киже (или Хиже)».
Даже тем, кто имеет представление о русской истории лишь из школьного курса, фамилия Колычев скажет о многом.
Родоначальником Колычевых принято считать московского боярина времен Ивана Калиты и Симеона Гордого, первого исторически достоверного предка Романовых Андрея Ивановича Кобылу (середина XIV века). При Иване III Колычевы уже принадлежали к верхушке московской аристократии, входили в придворную элиту.
В монографии Г. П. Федотова «Святой Филипп митрополит Московский» читаем: «Дед Федора Иван Андреевич Колычев-Лобанов при Иване III ездил послом в Крым, бывал наместником в Новгороде, нес ратную службу: ходил против шведов и даже был убит (в 1502 г.) при нападении ливонцев на Ивангород. Сын его, боярин Степан Иванович, по прозванию Стенстур, отец Федора, был назначен дядькой (воспитателем) великого князя Юрия Васильевича, брата Грозного, а дядя Федора Иван “ведал думу” князя Андрея Ивановича Старицкого, удельного князя из московского дома, — брата Василия III».
Таким образом, как мы видим, с раннего детства Федор Степанович оказывается погруженным в атмосферу придворной жизни; более того, его ближайшие родственники занимают ключевые посты при дворе, что не может не сказаться на воспитании и образовании молодого человека.
Однако информация о первых тридцати годах жизни будущего соловецкого игумена и московского первосвятителя носит отрывочный характер. Известно, что Федор рано научился грамоте, а также, будучи боярским сыном, получил обязательное по статусу воинское воспитание: как сказано в его жизнеописании, «вразумлялся и воинской храбрости». Но чем конкретно занимался юноша, а впоследствии и молодой мужчина, мы не знаем. Скорее всего, он несет государеву службу при дворе. «До того он мог нести службу ратную, ходить в походы, — предполагает Г. П. Федотов и с сожалением добавляет: — ...но об этом не сохранилось никаких свидетельств. Неизвестно также, действительно ли Федор попал во дворец лишь после смерти великого князя Василия (как утверждает его Житие). Его отец и дядя были близки к московскому двору, и вряд ли стоило бы ждать так долго (до 26-летия Федора), чтобы устроить молодого Колычова на одну из почетных и многообещающих придворных должностей».