Следовательно, вполне возможно, что лабиринты, коих на Соловках насчитывается до тридцати пяти, одновременно выполняли функцию порта в потусторонний мир, а также символизировали «горние селения», кущи блаженства, явленные здесь и сейчас.
Спиралевидная лестница, уходящая в небо, и в то же время, подобно змее, извивающаяся на земле, воспринималась саамским, а впоследствии и поморским населением как двухмерная проекция «вавилона» — священной башни или горы, восхождение на которую становится итогом всей земной жизни, достижением и постижением самого себя.
В «Письмах с Дальнего Востока и Соловков» Павла Флоренского есть такие строки:
«Тут, на островах Соловецкого архипелага, существуют замечательные сооружения, называемые в археологии лабиринтами, а в народном языке “вавилонами”. Это — выполненные из камней, преимущественно валунов, величиною с голову, иногда меньше, до кулака, узорные дорожки с запутанным ходом; в одних случаях промежутки между каменными лентами идут непосредственно к центру, в других же случаях — разветвляются и приводят к тупику. Попав в центр, обыкновенно не сразу можно выбраться оттуда, и после прохождения некоторого пути приходишь на старое место».
Впоследствии в христианской традиции на уровне популярного (вульгарного) богословия эта мысль будет сформулирована предельно просто — «из земли вышли, в землю и уйдем».
То обстоятельство, что во всей полноте и красоте модели священных гор можно было наблюдать только летом, скорее всего, говорит о том, что острова архипелага были посещаемы и обитаемы лишь в теплое время года, когда до них можно было добраться и когда на них можно было устроить временное жилье.
С наступлением же зимы Соловки пустели, погружаясь в снежное небытие, и никто из живых не мог беспокоить святилища обители мертвых.
Предположительно, на остров древние мореходы доходили за два-три дня. В путешествие они отправлялись с западного побережья, из низовьев рек Кемь и Выг.
Долбленые лодки и плоты по степени надежности, затратам на производство и управляемости значительно уступали так называемым каркасным лодкам, которые не только были маневренны, обладали достаточным для перевозки трех-пяти человек водоизмещением и были удобны для переноски, но и изготавливались быстро, что для короткого мореходного сезона на Дышащем море представлялось немаловажным, если не решающим фактором.
Каркас собирался из упругих ветвей ели или корней сосны, а обшивка могла быть двух видов — берестяная и из выделанных особым образом шкур — медведя, оленя, лося или тюленя. Второй вариант, что и понятно, был более трудоемким и дорогостоящим, зато более надежным. Такая технология предполагала несколько циклов производства — выделка шкуры, сшивание кусков в единую, как сейчас говорят байдарочники, «калошу», смоление и проклейка шкур в несколько слоев, пропитка тюленьим жиром.
Берестяные же лодки чаще строились в глубине материка и использовались для выхода (сплава) по реке к морю.
Первый день похода в «резиденцию мертвых» завершался, как правило, на Кузовых островах. Здесь можно было отдохнуть после проделанного пути, проверить снаряжение, отсюда, с горы Русский Кузов (123 метра над уровнем моря, название, разумеется, восходит к XVII веку), в ясную погоду через пролив Западная Соловецкая Салма можно было увидеть едва различимую на горизонте группу островов, достижение которых приравнивалось к обряду посвящения, к переходу в иное нравственное и душевное состояние.
У археолога, исследователя соловецких древностей А. Я. Мартынова читаем: «В древности Соловки как цель морского путешествия были видны только со скальных вершин Немецкого и Русского Кузовов, да еще со стрелки Онежского полуострова — мыса Ухт-Наволок».
Понятно, что воображение рисовало древнему мореплавателю картину фантастическую, но реальное достижение цели иначе как прохождением между Сциллой и Харибдой назвать было невозможно.
Кузовые острова превращались в место ожидания и созерцания, в место предуготовления, притом что и сам островной архипелаг, расположенный в 20 километрах от материка, имел свою мистическую историю.
Согласно существующему преданию, в 1904 году восемнадцатилетний поэт, путешественник, мистик Николай Степанович Гумилев удостоился высочайшей аудиенции Государя Императора Николая II, во время которой он поведал самодержцу о Каменной книге, якобы найденной им в Карельских дебрях на берегу Онежского озера. Николай Александрович был потрясен рассказом молодого путешественника, потому как и сам имел склонность к разного рода мистическим и оккультным опытам, а Каменная, она же Голубиная, книга, таинственно утраченная еще в Средневековье, имела статус дохристианского космогонического сочинения, в котором изложены основы бытования славянской цивилизации, а также содержатся зашифрованные предсказания будущего, разгадав которые, возможно достичь блаженства вечной жизни.