В ходе разбирательства по делу в качестве свидетелей были привлечены князь Иван Иванович Хованский, епископ Игнатий Тамбовский, некий поп Андрей и инок Матфей, а также духовник царской семьи, священник домовой государевой Голгофской церкви Иоанн Иоаннович.
Князь Иван Хованский, сочувственно относившийся к крамольным речам Григория, скончался до завершения дела. Епископ Игнатий, присылавший «изуверу-раскольнику» деньги и читавший его «непристойные тетрадки», был расстрижен и сослан на Соловки «до кончины живота его неисходно».
В список сосланных на остров пожизненно попал и царский духовник иерей Иоанн, как впоследствии выяснилось, оклеветанный недоброжелателями. Он якобы знал о злоумышлении Талицкого, но «яко духовник не открыл начальству».
Выписка из «Соловецкого летописца» от 4 апреля 1701 года (доклад архимандрита Фирса (Шарапова) владыке Афанасию Холмогорскому):
«В нынешнем году по указу государя Петра Алексеевича и по вашей архиепископской грамоте прислан к нам в монастырь распяцкий поп Иван Иванов, который привезен с Москвы по сыскному делу вора Гришки Талицкого, и велено его, приняв у нас в монастырь, постричь в монашеской чин и отдать под начало старцу доброму, и быть ему у нас в монастыре до кончины живота его неисходно в монастырских трудах. И по указу вышеупомянутый поп Иван к нам привезен. И приняли его в монастырь, и постригли, и под начальство старцу-монаху, бывшему казначею Ионе, отдать велели, а монашеское имя ему Иов».
Иноческий постриг Иоанн Иоаннович принял в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря в возрасте шестидесяти шести лет.
Житие подвижника сообщает: «Постом, ночным бдением, покорностью и смиренным послушанием он изумлял всю братию. Так что вскоре окружавшие его стали подражать новому необычайному послушнику... Всех вообще, а особенно новоначальных иноков, о. Иов поучал смиренному послушанию Богу и начальству. Без чего, говорил, нет спасения, послушание — первая из всех добродетелей».
Во время нахождения на Соловках государю было, разумеется, доложено, что в монастыре находится его бывший духовник, ныне монах Иов. Согласно «Соловецкому летописцу», произошла встреча царя и несправедливо осужденного пастыря. Петр I якобы признал свою ошибку, так как именно он потребовал наказать Иоанна Иоанновича, не открывшего тайну исповеди Григория Талицкого, и попросил старца вернуться в Москву.
Иов ответил отказом.
Вскоре после этой встречи по благословению архимандрита Фирса Иов переселился на Анзер в Троицкий Елеазаров скит, а в 1706 году уже по благословению архиепископа Холмогорского Сильвестра был назначен строителем (настоятелем) скита.
Памятуя о подвигах преподобного Елеазара, Иов переиздал Житие великого Анзерского отшельника, а также при участии инока Макария начал составление вкладной книги Троицкого скита. Своей задачей как настоятеля Иов видел возвращение в первую очередь книг из библиотеки преподобного Елеазара, большинство которых было утрачено во время Соловецкого восстания, а также богослужебного имущества, разворованного в те же годы.
К началу 1700-х годов количество иноков на Анзере достигло тридцати человек.
Можно предположить, что с именем Иова на Соловках (и на Анзере в частности) связано возрождение глубокого, заповеданного еще преподобными Савва-тием, Зосимой, Германом и Елеазаром, а также святителем Филиппом молитвенного делания, когда иночество вновь стало бдительным «хранением духа», «вечноподвижной», по словам святителя Григория Паламы, духовной практикой, полностью связанной вовсе не с начетничеством, но с искренним сердечным горением.
Будучи человеком тонкой душевной организации, склонным к разного рода физическим недугам (в Москве старец страдал малокровием и обмороками), Иов имел особое искательство к запредельному, вероятно, даже экстатическому уединению и молитве. Скорее всего, именно по этой причине летом 1710 года он был пострижен в великую схиму с именем Иисус в честь Иисуса Навина.
Согласно учению святых Отцов Церкви, принятие великой схимы есть высшее обещание Креста и смерти, есть образ полнейшего отчуждения от земли во имя горнего существования, образ предвкушения иной жизни и смерти для искушений и страстей.
Преподобный Антоний Великий утверждал: «Смерть для людей, кои понимают ее, есть бессмертие; а для простецов, не понимающих ее, есть смерть. И этой смерти не следует бояться, а бояться надобно погибели душевной, которая есть неведение Бога. Вот что ужасно для души! Жизнь есть соединение и сочетание ума (духа), души и тела; а смерть есть не погибель этих сочетанных частей, а расторжение их союза; все это Бог хранит и по расторжении. Как из матерняго чрева выходит человек, так из тела душа выходит голою, и бывает иная чиста и светла, иная запятнана падениями, а иная черная от многих прегрешений».