Уже на обратном пути, в Архангельске, Феликс Феликсович, желая развеять тоску, приобрел для Елизаветы Феодоровны огромного белого медведя. Вот как он сам описал этот свой более чем спонтанный поступок, мало сочетающийся с паломничеством:
«Затем я отыскал Великую Княгиню. Она уже сидела в своем вагоне-салоне за чаем вместе с церковными сановниками, пришедшими проводить ее. Вдруг снаружи донесся до нас свирепый рык На перроне стали собираться зеваки. Попы тревожно переглядывались. Великая Княгиня была спокойна, однако, узнав, в чем дело, смеялась до слез. “Ты, сумасшедший, — сказала она мне по-английски. — Что подумают священнослужители?” Уж не знаю, что они подумали... Поезд тронулся под крики толпы. Кого приветствовала она (толпа) — Великую Княгиню, медведя ли, мы так и не поняли...»
Появление на острове новых людей и новых веяний удивительным образом совместило на Соловках на первый взгляд несовместимое — аскетические традиции святых соловецких подвижников и европейский стиль туристов-путешественников; простонародные некрасовские типы здесь на Белом море лицом к лицу столкнулись со столичными интеллектуалами, художниками, фотографами (как уже было замечено, Феликс Юсупов тоже делал на острове фотографические карточки). Монахи и монашки из отдаленных обителей с ужасом и удивлением наблюдали за совершенно немыслимыми техническими чудесами XX века — телефоном, телеграфом, радиостанцией, электрическими устройствами.
Вполне закономерно, что именно в это время на остров пришли и новые идеи. Русско-японская война 1904—1905 годов, первая русская революция 1905 года, близость большой войны потрясли многие умы на материке. В 10-х годах XX века это потрясение, или «брожение умов» — так было принято говорить тогда, докатилось и до Соловецкого архипелага.
О монастырской смуте 1913 года на Соловках мало говорят, что, впрочем, и понятно: через несколько лет обитель закроют и превратят в Соловецкий Лагерь Особого Назначения, и о недавних драматических событиях на острове уже никто не вспомнит.
Дело в том, что после Русско-японской войны в православные монастыри (мужские), и в Соловецкий Спасо-Преображенский в том числе, поступило большое количество солдат и матросов, участников трагических событий при Порт-Артуре, Мукдене и Цусиме. Отчасти это было политическое решение — изолировать социально опасный элемент от общества, и без того находящегося во взрывоопасном состоянии.
Интересно заметить, что именно военный министр А. Н. Куропаткин (которого принято обвинять в поражении России в войне с Японией), посетивший Соловки в 1902 году, принял решение об упразднении тюрьмы в Спасо-Преображенском монастыре.
Однако спустя два года на остров начнут прибывать люди, уверенные в том, что Соловки не только место молитвы, но и место их заточения, и в этом смысле здесь ничего не изменилось.
Инвалиды, ветераны с надломленной психикой, страдавшие от многих пороков армейской жизни, не вполне психически здоровые, принимали постриг по обету, что остались живыми, целыми отрядами, а также по специальному указу Святейшего синода быстро рукополагались во священство на особых условиях.
История повторялась. Как и во времена грозного царя Иоанна Васильевича, а затем при Алексее Михайловиче Тишайшем монастырь наводнился людьми, имевшими об иноческой жизни весьма отдаленное представление или вообще его не имевшими. Видя это, архимандрит Иоанникий (Юсов) (1849—1921) был вынужден ужесточить дисциплину в монастыре, что у части братии вызвало негодование. Впрочем, понять этих несчастных, полубезумных и по большей части не вполне здоровых людей было можно: ведь они были уверены, что после того, как они героически пролили кровь за Россию на Дальнем Востоке, теперь никто не может указывать им, что делать и как жить. Ни царь, ни архимандрит. Методы же борьбы с неугодным «буржуазным» владыкой были избраны обычные - прямое неповиновение и доносы в Петербург в Святейший синод.
Иоанникия обвиняли в растратах, мздоимстве, безрассудстве, жестокости к монахам и даже в убийстве. Начатые по этим фактам проверки затянулись вплоть до Февральской революции 1917 года, и все это время Соловецкая смута продолжалась, расшатывая моральные и нравственные устои в древней обители, что, увы, не могло не «выстрелить» в 1923 году, когда на острове был учрежден СЛОН, а бывшие монахи — «борцы за справедливость», заняли должности надзирателей при новом соловецком начальстве.