В 1940-е годы в Москве эту эпиграмму не повторял разве что ленивый{22}. Как точно употреблена рифма: литература – прокуратура. И главное, что по смыслу очень верная.
У Леонида Тубельского была жена – Дзидра Эдуардовна, пережившая своего мужа (скончавшегося в 1961 году) на очень много лет. Человек она по-своему любопытный, ибо стала одной из первых, кто приехал в только что открывшийся Дом творчества вскоре после войны. Читатель спросит: это кто же «открыл» бы Латвию для писателей в 1948 году, ведь там еще полно было «лесных братьев». В Юрмалу пускали, но с разрешения компетентных органов. Получив спецразрешение в приемной МГБ СССР на Кузнецком Мосту, семья драматурга засобиралась в Дубулты. Дзидра Тубельская все удивлялась: ее, латышку и дочь врага народа, отпустили на родину. Вероятно, сыграла свою роль известность ее мужа[7]. Да и соавторство с Шейниным даром не дается.
Поселили их в так называемом Белом доме, на втором этаже:
«Встретила нас сестра-хозяйка и заговорила с нами на ломаном русском. Удивлению ее не было границ, когда я ей ответила на чистом латышском. Она вела все хозяйство вместе со своим братом. Писателей было еще мало, и они вдвоем прекрасно справлялись. Мы разместились на втором этаже, в комнате, выходящей на огромный балкон. Столовая находилась внизу. Там стояло несколько столов, покрытых белоснежными скатертями. На каждом – вазочка с полевыми цветами. Царила атмосфера домашнего уюта. За трехразовое питание полагалось сдать продовольственные карточки. Кроме того, на лимитную книжку давали дополнительные продукты в магазине в Лиелупе»{23}.
Лимитная книжка – еще одна привилегия советской элиты 1950-х годов, отделявшая ее от основной массы населения. Но эти книжки не продавали в книжных магазинах, их выдавали в Союзе писателей для получения усиленного продовольственного пайка. Отоваривали книжки в спецмагазинах, к которым прикрепляли литераторов.
А в 1948 году на Рижское взморье привезли сына Константина Симонова – Алексея, хорошо известного сегодня кинорежиссера Алексея Кирилловича Симонова. Мальчику было от роду девять лет и его отправили на Рижское взморье лечить гланды по совету «врача-убийцы», профессора Александра Фрумкина. Перед тем как в 1953 году доктор превратился в главного врага советского народа, он успел вылечить немало хороших людей, в том числе и писательских детишек. Как вспоминает Алексей Кириллович, здесь в Прибалтике «два лета подряд дед с бабкой поочередно пасли своего внука». Сама Прибалтика «была недавно освобожденная, немного, видимо, испуганная, как я теперь понимаю, и не по-нашему чистая и размеренная»{24}.
Сохранилось письмо деда отцу мальчика, то есть Константину Симонову: «Комната у нас хорошая, кругом зелень и чудные сосны. Несколько раз были на море, но еще никто не купается. Кормят нас хорошо, дают такие большие порции, что не только дети, но и взрослые не съедают. Масло 150 гр., сахару 100 гр., молоко, сметана, творог, белый хлеб и т. п. в изобилии». А бабушка Алексея Симонова оказалась слегка похожей на местных жительниц, было в ней – выпускнице Смольного института благородных девиц – с виду что-то латышское. Но именно сие обстоятельство и служило причиной мелких недоразумений: «Для их разрешения бабка выучила по-латышски “не понимаю”, что, если память мне не изменяет, звучит как “несо прут”. Для удобства запоминания моя лингвистически одаренная бабка переделала это латышское “не понимаю” в русское “не сопрут”». Но, как и положено пожилому человеку, иногда бабуля путала это самое «не сопрут» с другими не менее выразительными русскими словами, что приводило к смешным ситуациям.
22
7
Денис Драгунский рассказывает в своих воспоминаниях: «Немолодая дама, латышка, стройная, белая, золотоволосая и синеглазая, воплощенная Латвия для монеты или символического бюста, чтоб стоял в каждой мэрии. Она была вдовой известного драматурга, человека весьма богатого – его комедии шли по всей стране, особенно в провинции, – но имевшего славу анекдотического скупердяя. Впрочем, на людях он сам все время обшучивал свою скупость. Например, восклицая на всю столовую: “Жена купила туфли! В Москву пойдем по шпалам!” Или громко поучая собрата по профессии, когда тот заказывал в буфете рюмку коньяку: “Не будь расточителен! Пей простую водку! На сорок копеек дешевле, а результат тот же!” Особенно забавно, что этот собрат тоже был известен как карикатурный жмот» (