Выбрать главу

Детальный анализ основных факторов демографического развития сельского населения России, причины убыли сельского населения в первые послевоенные годы отражены в серии работ В.П. Попова[95]. В послевоенные годы, как отмечает исследователь, государство мало способствовало улучшению экономического положения села, сосредоточив основное внимание на восстановлении промышленности. Деревня рассматривалась властями «как источник трудовых ресурсов и продовольствия»[96]. По мнению В.П. Попова, единственной формой выживания на селе в послевоенное время являлась «полуподпольная жизнь, двойная линия поведения и двойная мораль»[97]. Как и О.М. Вербицкая, В.П. Попов отмечает отрицательное влияние советского аграрного эксперимента на моральный облик и ценности советского крестьянства, что нашло выражение в потере селянами любви и уважения к деревенскому труду и образу жизни. Государственную кампанию по укрупнению экономически неэффективных колхозов В.П. Попов связывает с желанием властей «организовать очередную ломку деревенского уклада, разрушить остатки сельского общежития, унифицировать деревню и ее людей, заставить их продолжать покорно трудиться в колхозах, еще более централизовать управление крестьянами». Итог данной деятельности, по его мнению, оказался неудовлетворительным: в селе усилились социальная напряженность и «раздоры», но эффективность колхозного производства не повысилась[98]. Исследовавшая проблему укрупнения колхозной деревни О.М. Вербицкая приходит к выводу о негатиивных последствиях этой властной инициативы, затронувшей сферы внутриколхозных социальных отношений. В монографии Н.В. Кузнецовой отмечается, что укрупнение колхозов способствовало расширению их материально-технических возможностей, но лишало большинство из них перспектив рентабельности. По мнению автора, процесс укрупнения колхозной деревни привел к усилению партийного контроля над сельским трудовым коллективом и стал «катализатором роста числа бесперспективных деревень»[99].

Неприглядную картину послевоенной колхозной деревни представил в своей работе А.А. Базаров. С глубокой эмоциональностью он воссоздает образ советской деревни, представшей перед демобилизованными солдатами-победителями: «Родина встретила победителей нищетой. .Неузнаваемо изменился внешний облик родных мест. И до Отечественной деревня несла шрамы коллективизации, а теперь дошла до повсеместной убогости, которая была особенно унизительной. .Страна обносилась до лохмотьев. Раньше в сельпо можно было что-то купить под индивидуальный хлебозакуп. Теперь – ни зерна, ни товаров» [100].

В кандидатской диссертации А.А. Мальцева были выявлены основные потоки миграции сельского населения в Среднем Поволжье; раскрыты механизмы взаимосвязи миграционных процессов в сельском социуме с политической и социально-экономической обстановкой в стране[101]. Автору удалось установить объективные и субъективные причины, способствовавшие выходу колхозной деревни из послевоенного демографического кризиса. По его мнению, уже к началу 1950-х гг. положительный эффект компенсаторной волны в поволжской деревне был исчерпан репрессивной политикой государства и отсутствием элементарных бытовых условий, достойного уровня жизни.

Современными отечественными историками активно разрабатывается тема голода в послевоенном СССР[102]. Исследователи стараются выявить его причины, масштабы и последствия. В отличие от историков предшествующего периода, считавших причиной голода объактивные обстоятельства в виде засухи, авторы современных работ выдвигают на первый план «рукотворный фактор», то есть желание властей использовать голод как средство «воспитания» крестьянского населения. Изучены новые, ранее недоступные для исследователей документы партийных и государственных архивов. Причины голода 1946-1947 гг., его масштабы и последствия проанализированы в монографии В.Ф. Зимы. Проанализировав множество официальных документов, подписанных первыми лицами государства, автор приходит к выводу, что голод был вызван тремя причинами, это: 1) послевоенные трудности; 2) засуха 1946 г.; 3) политика продразверстки в отношении колхозов и совхозов[103]. По его данным, голод затронул по крайней мере 100 млн человек, а его жертвами стали не менее 2-х млн жителей СССР. В.Ф. Зима пишет, что последствия голода были преодолены лишь в начале 50-х годов[104]. Этой же точки зрения придерживается В.П. Попов, который утверждает, что голод не ограничивался 1946-1947 гг., а продолжался и позже. По его данным, прямые потери от голода только в 1947 г. составили 770,7 тыс. человек. Особенно тяжело жили семьи колхозников и единоличников, чьи отцы и сыновья погибли или все еще находились в армии[105]. Голод, порожденный заготовительной кампаний 1946 г., не привел к пересмотру правительственной аграрной политики, и весь послевоенный период сталинизм сопровождался «налоговым удушением деревни». В работах последнего времени утверждается, что правительство в полной мере располагало информацией о масштабах голода и имело достаточно возможностей для снижения его последствий, но расходования государственного зернового резерва не допускал Сталин[106]. А.И. Репинецкий отмечал: «От партийных и советских органов на местах требовали во что бы то ни стало выполнения плановых заданий по производству и сдаче зерна»[107]. По утверждениям Т.Д. Надькина, для того чтобы выполнить государственный план хлебопоставок, в колхозах и совхозах было изъято все семенное и продовольственное зерно, частично включая и предназначенное к выдаче колхозникам за отработанные трудодни[108]. Жалобы и письма крестьян во власть с информацией о тяжелом продовольственном положении в сельских районах страны оставались без ответа [109]. Вместо решения продовольственной проблемы власти пошли по пути увеличения прямых и косвенных налогов. Налоговое бремя сельского населения в период с победного 1945 г. по 1952 увеличилось в 3 раза. Данные действия властей, констатирует В.Ф. Зима, обрекли деревню «на медленное угасание»[110]. По мнению Р.Р. Хисамутдиновой, стремление властей не допустить сокращения государственного хлебного резерва в 1946 г. определило организацию дополнительных хлебозаготовок. Колхозы и совхозы после выполнения плана хлебосдачи получили дополнительную надбавку к плану, что привело к массовому изъятию хлеба и голоду даже в тех районах, которые не были охвачены засухой[111]. Изъятие хлеба, по утверждению Т.Д. Надькина, проводилось «в духе эпохи “военного коммунизма” и “продразверстки”»[112]. Историк В.В. Кондрашин сопоставил и проанализировал «три советских голода» (1921-1922, 1932-1933 и 1946-1947 гг.), что позволило ему сделать вывод об отличии голода 1946-1947 гг. от предшествующих периодов массового голода советского времени. По его мнению, голод разразился в то время, когда страна победоносно завершила войну и сталинская модель экономического развития и государственного управления, доказав свою жизнестойкость, нуждалась в стабильности. Поэтому причины голода кроются не в действиях властей, которые, по мнению многих исследователей, целенаправленно обрекали миллионы колхозников на голодную смерть, а в последствиях войны и засухи[113].

вернуться

95

Попов В.П. Голод и государственная политика // Отечественные архивы. 1992. № 6. С. 37-60; он же. Причины сокращения численности населения РСФСР после Великой Отечественной войны // Социс. 1994. № 12; он же. Паспортная система в СССР (1932-1976 гг.) // Социс. 1995. № 7-8; он же. Региональные особенности демографического положения РСФСР в 40-е гг. // Социс. 1996. № 3, 4; Экономическая политика советского государства. 1946-1953 гг. М., 2000; он же. Крестьянство и государство (1945-1953 гг.). Париж, 1992; он же. Российская деревня после войны (июнь 1945 -март 1953 гг.). М.: Прометей, 1993.

вернуться

96

Попов В.П. Крестьянство и государство (1945-1953 гг.). Париж, 1992. С. 11-12.

вернуться

97

Там же. С. 14.

вернуться

98

Там же. С. 23.

вернуться

99

Кузнецова Н.В. Восстановление и развитие экономики Нижнего Поволжья в послевоенные годы (1945-1953 гг.). Волгоград, 2002. С. 205.

вернуться

100

Базаров А.А. Хроника колхозного рабства. М.: Возвращение, 2004. С. 703-704.

вернуться

101

Мальцев А.А. Демографические процессы в российской деревне в 1946-1959 гг. (на материалах Среднего Поволжья): автореф. дис. … канд. ист. наук. Самара, 2012.

вернуться

102

Зима В.Ф. Голод в России 1946-1947 гг. // Отечественная история. 1993. № 1. С. 35-52; Зима В.Ф. «Второе раскулачивание» (Аграрная политика конца 40-х – начала 50-х годов) // Отечественная история. 1994. № 3. С. 109-125; Попов В.П. Хлеб как объект государственной политики в СССР в 40-е гг. // Отечественная история. 2000. № 2. С. 49-60; Хисамутдинова Р.Р. Голод 1946-1947 гг. в новейших исследованиях историков (конец 1980-2000-е гг. // Известия Самарского научного центра РАН. 2009. Т. 11. № 6. С. 331-336.

вернуться

103

Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. М.: РАН, 1996. С. 10.

вернуться

104

Попов В.П. Большая ничья. СССР от Победы до распада. М.: НЦ ЭНАС, 2005. 216 с.

вернуться

105

Надькин Т.Д. Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии. М.: РОССПЭН, 2010. С. 197.

вернуться

106

Аксенов Ю., Улюкаев, А. О простых решениях непростых проблем // Коммунист. 1990. № 6. С. 38-47; Попов В.П. Большая ничья. СССР от Победы до распада. М.: НЦ ЭНАС, 2005.

вернуться

107

Репинецкий А.И. «Никому мы не нужны». Голод 1946-1947 гг. в Куйбышевской (Самарской) области // Самарский научный вестник. 2014. № 4. С. 106-109.

вернуться

108

Надькин Т.Д. Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии. М.: РОССПЭН, 2010. С. 198.

вернуться

109

Данилов А.А., Пыжиков А.В. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. М.: РОССПЭН, 2001. 304 с.

вернуться

110

Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. М.: РАН, 1996. С. 234.

вернуться

111

Хисамутдинова Р.Р. Аграрная политика Советского государства на Урале после окончания Великой Отечественной войны (июнь 1945 – март 1953 гг.). Оренбург: ОГПУ, 2003. 608 с.

вернуться

112

Надькин Т.Д. Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии. С. 198.

вернуться

113

Кондрашин В.В. Три советских голода // Аграрное развитие и продовольственная политика России в XVIII-ХХ веках: история и современность. Оренбург: ОГПУ, 2007. С. 298-312.