После создания рукописи и сверки текста книга переплеталась по-старому: корки переплёта почти всегда ставились деревянные и обтягивались телячьей кожей, иногда бархатом или сукном, застёжки выполнялись из металла. Переплёты книг украшались орнаментом, сделанным при помощи тиснения горячим способом, при котором иногда применяли листовое «золото» (бронза и поталь) и серебро.
Старообрядцы старались придерживаться эстетики дониконовской печатной книги не только при оформлении рукописных книг, но и печатных, которые им время от времени удавалось издавать в подпольных или заграничных типографиях на протяжении XVIII–XIX веков. Абсолютная монополия государства на книгопечатание не позволяла старообрядцам издавать литературу, отвечавшую их духовным запросам, в России. Это привело к тому, что на протяжении полувека, начиная с никоновских реформ, старообрядчество вынуждено было обходиться дореформенными изданиями, дополняя их сочинениями, переписанными от руки. Поражающие воображение современного читателя рукописные мастерские Выго-Лексинского общежительства во многом были вызваны элементарной нуждой. Однако сокращение фонда дониконовских изданий в связи с износом в процессе обращения, а также целенаправленной политикой правительства по их изъятию и уничтожению, трудоёмкость воспроизводства книг путём переписки заставили ревнителей старины искать пути к печатному способу изготовления книг.
Старообрядческое храмостроительство
Реформа патриарха Никона коснулась не только богослужебных книг, но и церковного искусства. Так, например, в архитектуре были запрещены национальные русские формы шатровых храмов, тесно связанных с народным зодчеством («церкви вверх», по образному определению летописцев). Ориентировавшийся на греческие образцы, патриарх Никон разрешил строить новые храмы только с византийским пятиглавием. Однако народ продолжал сохранять любимую им форму шатра, и вдалеке от Москвы, прежде всего на Севере, где наиболее сильны были позиции приверженцев старой веры, по-прежнему продолжали возводить шатровые храмы.
Известный знаток древнерусского искусства Игорь Грабарь писал: «Человек, ездивший по Северной Двине, Онеге, Мезени или по Олонецким озёрам, на всю жизнь сохраняет воспоминание об этих сказочно-прекрасных церковках-грёзах, поднимающихся среди густого елового леса, таких же остроконечных, как ели, таких же, как они, седых. Много таких церквей уже рухнуло, многое сгорело, ещё больше искалечено невежественными благодетелями, а иные более ста лет заброшены, потому что принадлежали сторонникам старой веры»[197].
О глубокой мировоззренческой основе шатровой храмовой архитектуры необыкновенно поэтично писал другой знаток древнерусского искусства Иван Никифорович Заволоко: «Шатровые храмы поразительны по красоте, где бы они ни стояли, — на далёкой ли Кеми, почти у полярного круга, около Вологды, в Устюге или в костромских лесах. Шатровые храмы поднимаются ввысь от земли. Прямые, строгие и стройные. Нет ничего случайного, отвлекающего внимание на мелочи. Словно лишённые всякой связи с суетливым человеческим миром, стоят эти памятники старины, великанские своими брёвнами, кольчугами лемехового шатра, с размахнувшимся крестом на лазури. Древнерусские храмы — это соборное творчество народа, его сила, воля, как бы мускулатура его, уверенные взмахи закалённой неослабевающей от работы руки. В древнерусском храме отразилось религиозное мироощущение русского народа, это свеща — небу, поставленная в образе стройного шатрового храма»[198].
Традиции дораскольной архитектуры получили своё продолжение, в частности, в храмах Выговского и Лексинского общежительств. Об этом красноречиво свидетельствуют старинные гравюры и рисованные лубки, а также редкие фотографии конца XIX — начала XX века. Архитектурный облик Выговского общежительства сложился уже к началу XVIII века. В центре стояла соборная часовня Богоявления Господня (она была построена в 1710-е годы) — большая постройка, состоявшая из двусветной моленной, обширной трапезной и сеней. Трапезная и сени имели единую кровлю и по два окна, располагавшихся на одном уровне с нижними окнами моленной. Моленная («певческая») имела окна в два уровня. Её кровлю венчала главка с крестом, которая покоилась на небольшой «бочке» — традиционном элементе выговских храмов. Трапезная отделялась от часовни капитальной стеной. В стене были дверь и два проёма, закрывавшихся ставнями. Высота моленной от пола до потолка составляла 4 сажени (8,5 м), ширина — почти 6 саженей (12,8 м). «Представители епархии в середине XIX века свидетельствовали, что часовня имела древнюю форму и по величине была больше православной церкви. Её утварь в 1739 году состояла из четырёхрядного тяблового иконостаса, 49 мелких образов, 2 паникадил, 11 медных лампад и 27 книг»[199]. Рядом с часовней стояла большая колокольня, сруб которой — восьмерик на четверике — завершался ярусом звона под высоким шатром. По периметру располагались больница, жилые кельи, хозяйственные службы. Всё это было окружено высокой стеной, за которой располагалась гостиница для паломников. Через реку Выг был построен мост.
198
Никифоров И. [Завалоко И.Н.] Древнецерковное зодчество Северной Руси // Родная старина. Древлеправославный исторический вестник. М., 1997. С. 46.
199
Фролова Г.И. Внутреннее убранство часовен Выговской пустыни // Выговская поморская пустынь и еёе значение в истории России: Сборник научных статей и материалов. СПб., 2003. С. 160.