С древнейших времен в христианской Церкви были установлены четыре поста: Великий пост — перед Пасхой, в воспоминание сорокадневного поста Исуса Христа в пустыне; Рождественский пост — перед Рожеством Христовым, для приготовления чистым житием, молитвой и добрыми делами к предстоящему великому празднику; Петров пост — в воспоминание поста апостолов, которые, перед тем как отправиться на проповедь Евангелия, постились сами; наконец, Успенский пост — перед праздником Успения Пресвятой Богородицы, ибо и Сама Богородица постилась перед Своим отшествием на небо.
Кроме указанных многодневных постов, Церковью также были установлены посты однодневные: среда и пятница, день Воздвижения Креста Господня, день Усекновения главы святого Иоанна Крестителя, а также канун праздника Крещения Господня. Особо ревностные староверы постились ещё и в понедельник, посвящая этот день прославлению святых небесных сил бесплотных.
Особой строгостью отличался Великий пост, самый долгий из многодневных постов. Продолжался он 40 дней («Четыредесятница») — от Прощёного воскресения до Великой седмицы (Страстной недели). Великая Страстная седмица, предшествующая непосредственно празднику Пасхи, также была строго постной. Тем самым Великий пост продолжался семь седмиц. Питаться в Великий пост разрешается только продуктами растительными, возбраняется скоромная пища, то есть продукты животного происхождения. Однако дважды за время Великого поста разрешается употреблять рыбу: в день праздника Благовещения и в Вербное воскресение. Также в Лазареву субботу разрешено вкушение рыбной икры. Среди семи седмиц строгого Великого поста самые строгие — первая и последняя. В понедельник и вторник первой седмицы, пятницу и субботу Страстной седмицы установлена высшая степень воздержания — «ни хлеба ясти, ни воды пити». Великий пост воспринимался староверами как время воздержания, очищения души и тела, время покаяния и время прощения.
Многодневным постам предшествовали «заговены» последний «мясоедный» день. Неделя перед началом Великого поста носила название Сырной, или Масленичной недели. На этой неделе разрешалось вкушать все продукты, кроме мяса, причём неделя была «сплошной», то есть среда и пятница были днями непостными. Масленица отмечалась широко и весело. Заканчивалась эта неделя Прощёным воскресением, когда все верующие просили прощения у своих духовных отцов и друг у друга.
Великопостные богослужения отличались неизменной строгостью и большим количеством земных поклонов. Но даже на их фоне особой истовостью, строгостью и большим количеством земных поклонов выделялось «Марьино стояние» — служба Великого канона святого Андрея Критского, всегда проводившаяся вечером в среду пятой седмицы Великого поста. Как говорится в Синаксаре, читаемый на этой службе канон Андрея Критского «толико есть широкий и сладкогласный, яко и саму жесточайшую душу доволен умягчити и к бодрости благой воздвигнути, аще точию с сокрушенным сердцем и вниманием поется».
«Марьино стояние» посвящено теме покаяния. В просторечии служба эта именовалась «службой тысячи поклонов», поскольку на протяжении её кладется порядка тысячи земных поклонов. Чтение Великого канона проводилось особой погласицей, применявшейся только для этой единственной в году службы. Основная мысль богослужения состояла в том, чтобы показать верующим: милосердие Божие доступно всем без исключения, как оказалось доступно великой грешнице и блуднице Марии Египетской. Но для этого необходима жизнь в истинном покаянии.
Замирщение и бытовые запреты
В условиях жесточайших гонений староверы сумели доказать не только свою жизнеспособность, но и жизнеспособность своей культуры, своего образа жизни и своего менталитета. И во многом этому способствовала та система бытовых запретов, которая существовала в их среде и не позволяла раствориться в чуждом иноверном, а порой и иноязычном окружении. Писатель Валентин Распутин замечает по этому поводу: «Старовер не курил, не пил вина, а в Сибири и чай пили лишь из трав и кореньев, строго соблюдали посты и моральные уставы, и лишь в одном не знал воздержания — в работе. Это был тот же человек, что и рядом с ним в обычной православной деревне, и всё же далеко не тот: по-другому живущий и верующий, по-другому смотрящий на мир — всё основательно, весомо, тяжеловато. Отлучённый от ортодоксальной церкви и судорожного общественного развития, он и их отлучал от себя, обвиняя в греховности и несамостоятельности, в пляске под чужую дудку. Со временем он выделился в особый тип русского человека, который вопреки всем бедам и обстоятельствам упрямо хранил в себе каждую косточку и каждый звук старой национальной фигуры, в тип, несущий живое воспоминание о той поре, когда человек мог быть крепостью, а не лавкой, торгующей вразнос»[308].
308
Распутин В.Г. Смысл давнего прошлого // Россия: дни и времена. Иркутск, 1993. С. 172–174.