Московская контора Тайной канцелярии, а затем Тайной экспедиции имела примерно такую же структуру: в 1732 году в ней работали секретарь Степан Патокин, канцеляристы Семен Гостев, Андрей Телятев и Федор Ефремов; подканцеляристы Андрей Лукин, Никита Ярой и Иван Анфимов; копиисты Семен Чичерин, Федор Афанасьев, Иван Немцов, Петр Шурлов, Алексей Васильев, Осип Татаринов и Самсон Дмитриев. Еще имелись в штате три сторожа и «заплечный мастер» – всего 18 человек. В 1756 году в ней числилось чуть больше сотрудников – 16 «приказных людей», причем появились новые должности: два актуариуса (в чине коллежского регистратора – 14-го класса по Табели о рангах) и протоколист (как правило, в чине 13-го класса – провинциального секретаря). Первые, согласно Генеральному регламенту, занимались регистрацией входящей и исходящей документации и обеспечивали сотрудников бумагой, перьями, чернилами, свечами и тому подобными предметами, необходимыми для канцелярской работы. Вторая должность предусматривала – кроме, естественно, ведения протоколов заседаний – составление росписи нерешенных и решенных дел.
Формально руководил работой московского филиала тамошний главнокомандующий; непосредственно во главе его стоял секретарь (во второй половине XVIII столетия – обер-секретарь), в чьих руках было сосредоточено всё делопроизводство.
Судьбы далеко не всех чиновников сыскного ведомства можно проследить по сохранившимся документам. Но, к примеру, в 1750 году начал службу копиистом Илья Зиновьевич Зряхов, юный разночинец «из офицерских детей» (либо его отец был личным дворянином – без права передачи дворянства по наследству, либо он родился еще до получения родителем потомственного дворянства). К 1761 году Зряхов числился подканцеляристом, а еще через десять лет вышел в люди – стал секретарем, причем был лично известен императрице Екатерине II. Именно его она рекомендовала в 1774 году проводившему следствие над участниками Пугачевского восстания генералу П. С. Потемкину «как весьма к сим делам привыкшего и то под моими глазами многие годы». Зряхов служил долго и в 1794 году по представлению того же Потемкина (генерал оценил толкового чиновника) получил «полковничий» чин коллежского советника и был назначен председателем палаты гражданского суда Кавказского наместничества. В его послужном списке отмечено: «В походах и в деле против неприятеля хотя и не был, однако по всевысочайшей ее императорского величества воле находился во многих известных ее императорскому величеству комиссиях и посылках, составляющих переездов до 30 000 верст».[141]
Итак, мы видим, что после короткого перерыва в 1726–1731 годах деятельность органов политического сыска успешно восстановилась. Кадровая структура обрела стабильность и преемственность. Старые петровские служаки стали главной опорой и носителями традиций этого учреждения и передавали опыт своим выученикам, коими становились младшие родственники – Хрущовы, Чередины, Набоковы, Шурловы, Кононовы, Яровы. Чиновники нового поколения были так же вышколены, отличались «в трудолюбии и точном исполнении возложенных на них дел» и пребывали на службе «в беспрерывной безотлучности во всякое время». Редкая паршивая овца за «пьянство и нехождение к должности» сразу же изгонялась, как канцелярист Дмитрий Войлоков в 1768 году.
Штат Тайной экспедиции принципиально не изменился и в начале XIX века. При А. С. Макарове в нем состояли девять классных чиновников: коллежский советник Петр Молчанов, надворный советник Антон Щекотихин, коллежский асессор Александр Папин, коллежский асессор Павел Иглин, секретарь 8-го класса Федор Львов, коллежский секретарь Павел Боголепов, секретарь 9-го класса Иван Александров, титулярный советник Михаил Федоров и штаб-лекарь надворный советник Гасс. Прочих «приказных служителей» документы о ликвидации Тайной экспедиции не называют – зато свидетельствуют, что к ее ведению относился караул в Алексеевском равелине Петропавловской крепости (унтер И. Степанов и 26 рядовых-ветеранов Литовского полка) и в Шлиссельбурге (два унтер-офицера и 69 рядовых).[142] При этом в официальном справочнике-указателе всех должностных лиц Российской империи («Адрес-календаре») упоминался только начальник Тайной экспедиции и иногда секретарь, имена других чиновников появлялись там только в случае их перехода в другое учреждение. Однако в это время на службе уже не было сыскных «династий».
Известный в свое время писатель-немец Август Коцебу (1761–1819), выпускник Йенского университета, в молодости подвизался в России в качестве секретаря у прусского посланника, затем асессора апелляционного суда в Ревеле, где дослужился до чина подполковника, а в 1795 году отбыл за границу. На свою беду, он решил навестить оставшихся в России детей. Но в бурное царствование Павла I его посчитали опасным политическим агитатором, вследствие чего на границе Российской империи ни о чем не подозревавший литератор был в апреле 1800 года встречен чиновником с императорским предписанием об отправке на жительство в Тобольск. Коцебу запечатлел на страницах своих воспоминаний облик одного из сотрудников Тайной экспедиции: «Надворный советник Щекотихин был лет сорока от роду, имел темно-коричневые, почти черные волосы и лицом напоминал сатира; когда он хотел придать своей физиономии приветливое выражение, две продолговатые морщины пересекали его лицо до самого угла глаз и придавали ему выражение презрения; крутость его манер означала, что он находился прежде в военной службе, а некоторые отступления от правил приличия показывали, что он никогда не посещал хорошего общества и не получил должного воспитания – так, например, он очень редко употреблял платок, пил прямо из бутылки, хотя перед ним и стоял стакан и т. п.; с самым грубым невежеством он соединял в себе все наружные признаки большого благочестия; он был до того несведущ в литературе, что имена Гомера, Цицерона, Вольтера, Шекспира, Канта были ему совершенно чужды; он не обнаруживал ни малейшей охоты чему-либо выучиться, но зато умел с необычайной ловкостью осенять крестным знамением свои лоб и грудь всякий раз, когда он просыпался, всякий раз, когда издали замечал церковь, колокольню или какой-либо образ».[143]