Царевич, несколько раз подвергнутый пытке, старался любыми средствами выгородить себя. Сначала Петр возлагал вину на мать Алексея, его ближайших советчиков и «бородачей» (духовенство); но за полгода следствия выявилась картина глубокого недовольства его политикой в общественной элите, и о наказании всех «фигурантов» дела не могло быть и речи. Тогда царь назначил их же судьями, возложив на них ответственность за судьбу главного обвиняемого. 24 июня 1718 года Верховный суд единогласно приговорил Алексея к смерти, чем связал круговой порукой виднейших сподвижников Петра. Точку в судьбе царевича поставила его загадочная смерть в Трубецком раскате Петропавловской крепости.
До недавнего времени эти события оценивались в нашей литературе как разгром реакционных сил, знаменем которых был Алексей. В немалой степени такой трактовке способствовало издание в середине XIX века материалов «дела» Н. Г. Устряловым, который правил текст документов, устраняя из них информацию о сочувствовавших царевичу представителях петровской знати. [33]Скорее всего, царевич стал пешкой в сложной игре вельмож из окружения отца: при аресте у Кикина были найдены «цифирные азбуки» (шифры) для переписки с «большими персонами» – генералом Василием Долгоруковым, князьями Григорием и Яковом Долгоруковыми, генерал-адмиралом Федором Апраксиным, фельдмаршалом Борисом Шереметевым. Предпринятое недавно исследование «дела» показало, что при дворе к середине 1710-х годов сложились две противоборствовавшие «партии»: одной руководил А. Д. Меншиков, другую возглавляло семейство Долгоруковых. К наследнику тянулись видные персоны петровского царствования, в их числе фельдмаршал Б. П. Шереметев и генерал В. В. Долгоруков, сенаторы Я. Ф. Долгоруков и Д. М. Голицын. Эта «оппозиция» (включавшая, кроме названных вельмож, А. В. Кикина, М. М. Голицына, царевича Василия Сибирского) готовилась перейти к активным действиям после кончины Петра. Был разработан план, предусматривавший возведение Алексея на престол или утверждение его регентом при единокровном младшем брате Петре Петровиче. [34]Однако, на наш взгляд, в кругу «сообщников» царевича были также люди, настроенные против всяких реформ. Едва ли стоит идеализировать и самого Алексея как политического деятеля. Наряду с «разумными идеями» (об отказе от имперской внешней политики) он высказывал намерение, «не жалея ничего, доступать наследства», даже с использованием военной помощи, обещанной ему австрийским вице-канцлером Шенборном. Эти показания историки считают достоверными – тем более, добавим, что они не были «подсказаны» ему в вопросах следователей. К сожалению, новейшее на сегодняшний день исследование «дела», предпринятое С. В. Ефимовым, четко не сформулировало позицию относительно подлинности обвинений царевича в намерении захватить престол при жизни отца. [35]
Каковы могли быть последствия возможного вступления Алексея на престол (например, в случае внезапной смерти Петра)? Как бы сочетались его намерения опереться на духовенство (царевич рассчитывал, что архиереи и священники его «владетелем учинят»), не «держать» флот и передать российские войска и «великую сумму денег» в распоряжение Австрии с планами просвещенных реформаторов? Сами «оппозиционеры» отнюдь не были единодушны, и тот же Кикин специально хранил письмо царевича к В. В. Долгорукову «на обличение» последнего. Алексей унаследовал отцовский темперамент: обещал посадить на кол детей канцлера Головкина и братьев Трубецких и всерьез задумывал жениться на своей любовнице Евфросинье: «Видь де и батюшко таковым же образом учинил». [36]
Из дела Алексея можно сделать вывод, что приход его к власти был чреват серьезными политическими столкновениями в имперской верхушке с вероятными исходами как в виде дворцового переворота, так и ссылки или плахи для слишком европейски ориентированных и самостоятельных вельмож. Но и избранный Петром «силовой» выход из кризиса – устранение законного, в глазах общества, наследника – обещал потрясения. Однако, какими бы ни были последние часы жизни царевича (происхождение опубликованного Герценом в 1858 году в «Полярной звезде» письма с описанием его убийства по приказу Петра остается загадкой [37]), в народном сознании его гибель связана с волей отца. Ветераны Петровской эпохи спустя много лет рассказывали собеседникам:
«Знаешь ли, государь своего сына своими руками казнил», – как солдат Навагинского полка в далеком Кизляре Михаил Патрикеев в 1749 году. [38]
Другим итогом дела Алексея стало выдвижение Петра Толстого в ряды наиболее приближенных к царю лиц. Возглавляемая им Тайная канцелярия, в отличие от прочих «майорских канцелярий», не была ликвидирована, а стала одним из важнейших государственных органов, подчиненных лично монарху. 25 ноября 1718 года кабинет-секретарь Алексей Макаров известил Толстого и генерала И. И. Бутурлина: «Понеже его величество для слушания розыскных дел канцелярии вашей изволил определить один день в неделе, а именно – понедельник, и для того изволите о том быть известны»; в этот день министры должны были являться по велению царя в канцелярию в четыре часа пополуночи. [39]
Теперь учреждение стало именоваться в бумагах (хотя и не всегда) «Канцелярией тайных розыскных дел». Петр лично бывал в канцелярии, где в присутствии «министров» выслушивал доклады и составлял по ним резолюции. В документах канцелярии постоянно встречаются упоминания: «Великий государь ‹…› Петр Алексеевич ‹…› будучи в Канцелярии тайных розыскных дел, указал»; «Его царское величество изволил быть своею высокою особою в канцелярии тайных розыскных дел и слушал дел». Обычно царь «слушал» материалы допросов обвиняемых или уже готовые экстракты по делам с заготовленным приговором, вынесенным «министрами» канцелярии. В основном приговоры руководителей сыскного ведомства царем одобрялись и лишь изредка не получали его согласия.
Однако чиновники не всегда выносили приговоры, и вопрос: «По тому делу что чинить?» – оставлялся до царского указа. Тогда на полях экстракта вносилась царская резолюция, иногда даже собственноручная. Петр тут же по ходу расследования мог дать указания кому-либо из начальников канцелярии, а они позднее приводили их в исполнение. В письме одному из чиновников Толстой так и сообщил: колодника Костромитинова можно пытать хоть до смерти, «ибо памятно, как царское величество изволил о нем говорить, когда изволил быть в Тайной канцелярии». В редких, особо отмечаемых в протоколах следствия случаях царь принимал участие и в самом розыске, если имел личный интерес к делу. Так, в 1723 году солдат Дорофей Марков сказал, что донос он объявит только самому Петру, и сделал это «того же ноября 3 дня при присутствии его императорского величества».
Когда царь уезжал из столицы, его сопровождал Толстой, к которому стекалась вся последняя информация о работе Тайной канцелярии. Так, когда Петр отправился в последний в своей жизни Персидский поход, Толстой захватил с собой для доклада целый ворох бумаг: «выписку о Левине», «допрос стояра дому Меншикова Василия Королька», «распросные речи Михаила Чирикова», дела капрала Ивана Козьмина, отца и сына Бахметевых, солдата Никиты Куракова и др. [40]Пакеты с новыми делами гонцы регулярно доставляли в действующую армию, и царь, как следовало из ответов Толстого, находил время ими заниматься.
Другие руководители ведомства, в первую очередь А. И. Ушаков, вели расследования и регулярно сообщали обо всем Петру Андреевичу Толстому. В мае 1721 года Бутурлин и майор Ушаков на извещение о посылке для доклада экстрактов по Тайной канцелярии получили ответ из Риги: «По оным я его царскому величеству не доносил, а когда донесу, и какая резолюция будет, о том не оставлю вас без известия».
33
См.:
34
См.:
35
См.:
36
См.:
37
См.: