Уже существовали семейства крупных бюргеров, часто роднившиеся меж собой: это была новая аристократия. Одним городским воротам дали свое имя Арроды, другим — Барбетты. Эти Барбетты жили на широкую ногу, и у одного из них, Этьена Барбетта, при Филиппе Красивом будут свои конюшни и свой сокольник, совсем как у сеньора. Пуэн-Ланы[83], сама фамилия которых явно свидетельствует об их скромном происхождении, в середине XIII в. основали капеллу в церкви Сент-Эсташ. Капеллу посвятили святому Андрею, и ее капелланы (почти все бывшие выходцами из того же рода) пользовались значительными правами на всей территории прихода. Многие парижские улицы и по сей день хранят в своих названиях память об этих крупных «линьяжах»: улица Бертен-Пуаре, улица Бурдонне (где жили Бурдоны), улица Бур-Тибур (называвшаяся также Тибу-ле-Риш, Тибу Богатый), улица Гренье-сюр-Ло (Лягушки-на-Воде) — название возникло в результате искажения фамилии Гарнье-над-Водой, Гарнье-дессю-Ло, подобно тому как улица Гарнье-де-Сен-Лазар стала улицей Гренье-Сен-Лазар, улица Симон-Свободный, Симон-ле-Фран (от имени Симона Франа), улица Герен-Буассо (от имени Герена Буселя) и другие.
Положение этих бюргеров и весь новый блеск их сословия можно оценить и по месту, которое в свою очередь заняли их женщины.
С XII в. отдельные писатели начали включать в свои романы сцены, прежде всего, описания турниров, где действовали реальные персонажи их времени. Упоминание широко известных лиц оживляло повествование и подогревало интерес читателей. Этот прием был для авторов одним из средств добиться успеха и получить доход. Дух высшего общества претерпел некоторую эволюцию: раньше платили за то, чтобы имя предка было упомянуто в «жесте», теперь считали за честь участие в поединке, упомянутом в рыцарском романе. Эта инициатива некоторых поэтов не сразу нашла много последователей. Но во второй половине XIII в. описание турниров, где с педантичной точностью были представлены подлинные персонажи, стало настоящей модой[84].
С другой стороны, в конце XII в. одному поэту пришло в голову изобразить турнир, участницами которого были бы дамы[85]. Это был рыцарь по имени Юон д'Уази, а героинями этого воображаемого турнира стали высокопоставленные дамы, королевы, жены баронов и рыцарей.
А около 1290 г. еще один поэт вознамерился описать «Турнир парижских дам»[86].
Кто был этим поэтом? Молодой парижский бюргер по имени Пьер Жансьян, представитель богатого (судя по значительному обложению Жансьянов в реестре тальи) семейства, жившего в Гревском квартале, квартале крупных коммерсантов. Семейство это дало свое имя одной из улиц квартала — близ церкви Сен-Жан, где заложило капеллу. Жансьяны считались одними из самых именитых горожан; они были близки к королю, и не исключено, что поэму написал тот самый Пьер Жансьян, что вместе со своим братом Жаком был убит в 1304 г. в сражении при Монс-ан-Певеле на глазах Филиппа Красивого, который «всегда держал их подле себя по причине добра и верности, коими они отличались». Итак, перед нами молодой бюргер, один из тех, кто разбогател на торговых операциях, имеющий доступ к королевскому двору и человек образованный. Он умел слагать стихи, знал, что тогда в большой моде были описания турниров, занимавших в «хронике дня» особое место, и, похоже, был знаком с сочинением Юона д'Уази, оригинальность которого состояла в том, что автор представил в нем галантное зрелище с участием дам в доспехах. И точно так же, как придворные кавалеры сочиняли сказки и романы о подвигах и любви, с тем чтобы произвести впечатление на свою красавицу и расположить ее к себе, так и Жансьян прилагал все силы, чтобы завоевать благосклонность своей.
Но если другие поэты, писавшие для дворов сеньоров, брали своих героинь из знатных кругов и описывали жен баронов или рыцарей, бюргер Пьер Жансьян вывел на сцену жен и дочерей бюргеров. Так что перед нами проходят представительницы всех крупных бюргерских семейств Парижа — Анкетенов, Арродов, Барбеттов, Бигов, Буселей, Бурдонов, Шосонов, Жан-сьянов, Марселей, Пиду, Сарразенов, и автор постарался в рамках вымысла дать достоверную картину собственной среды, мира богатых бюргеров, в чем можно удостовериться, сопоставив ее с описаниями в книгах и архивных документах. Вот почему эта картина так интересна и ее детали дают столько информации. Ведь она отображает не только черты самих героинь, давая их личные портреты — прекрасной супруги Жака из Ланьи, вдовы ювелира Алома, глаза которой воспламеняют сердца мужчин, или супруги Этьена Мориза, весьма опрятной в своем платье, настолько хорошо подогнанном, что когда она выходит из-за стола или уходит с мессы, ее плащ никогда даже не касается пола, — но показывает также, что многие из семейств, к которым принадлежат героини вымышленного турнира, принимали участие в управлении городом и, что особенно примечательно, по примеру знати имели гербы: один — герб с золотым орлом на лазури, окаймленный зеленью и разделенный серебряными чешуями, другой — беличий, усеянный золотыми чашами; третий — золотой, усеянный черными орлами; четвертый — беличий, разделенный ромбами из колокольчиков; или же золотой с двумя восстающими алыми львами; или золотой, усеянный лазоревыми орлами, многократно скошенный черв-ленью, обремененный тремя щитами с зеленым замком в каждом. Таким образом, бюргеры, которые двести лет назад или, возможно, того менее были всего лишь трудолюбивыми, но бедными ремесленниками, теперь образовали аристократию на манер старинной, а их жены, чьи достоинство, престиж и репутация в свете поднялись до уровня знатных дам, эти жены, чьей грации, мудрости и образованности воздавали хвалы, этот «цвет дам Грева, Большого моста или Шорной улицы», могли претендовать на восхищение и куртуазное обожание, словно были воспитаны в благородных традициях.
84
«Роман о кастеляне из Куси» (Le Roman du Castelan de Coud et de la dame de Fayel par Jakemes, édition établie à l'aide des notes de John E. Matzke. Par Maurice Delbouville. Paris. 1936); «Турнир в Шованси» (
85
86