Цель этих ограничений вполне понятна: обуздать увлечения, пагубные для знати, сохранить различия между сословиями. Ведь действительно стремление к красивым туалетам проникало в низшие классы общества, и очевидцы отмечали это уже во второй половине XII в.[270]; но прежде всего начинает бросаться в глаза роскошь бюргеров — их сыновей, как и дворянских, уже называют словом «дамуазо», и их костюмы обращают на себя общее внимание. В той части «Романа о Розе», которая написана около 1220 г. Гильомом де Лоррисом, бог Любви адресует свои повеления не только молодым сеньорам, но и всем куртуазным любовникам; и претендовать на куртуазность вправе не одна только знать. Ведь бог Любви велит тем, кто верен ему, изысканно обуваться; тщательно ухаживать за своими руками и ногтями; носить очень узкие рукава; искусно расчесывать волосы; не жалеть денег на шелковый кошель, расшитый пояс, шапку с резными украшениями в виде цветов или же, на Троицу, на один из венков из натуральных роз, что так эффектно смотрятся; стараться блистать различными талантами — скакать галопом на коне, упражняться с кинтеной, петь, играть на виоле, на флейте, танцевать. И, видимо, эти проявления тщеславия распространились довольно широко, коль скоро моралисты жалуются, что даже клирики поддались новым модам и тоже носят узкие рукава, обтянутые башмаки, короткие платья, подобно оруженосцам или лучникам, и головные уборы «под селезня»[271].
Изысканность этих щеголей может доходить до смешного, до скандала. Бог Любви очень заботливо предостерегает барчука от крайностей: пусть он не надевает обувь, узкую настолько, чтобы стать посмешищем для виллана, который, проходя мимо, задаст обидный вопрос — как он смог влезть в свои башмаки и как выберется из них; пусть оставит женщинам пользование отбеливающим молочком, и им же пусть оставит притирания и манеру строить глазки. Но если Амур отговаривает от этого, значит было от чего отговаривать. Один писавший на латыни поэт, современник Гильома де Лорриса, оставил нам словесный портрет такого истинного парижанина, не знающего меры: эти франты щипцами завивают волосы над ушами, а тщательно выбритые затылки трут пемзой, красят лицо, выщипывают брови, жуют ароматические пастилки и стреляют глазами во все стороны, вымачивают руки в молоке, отчего те становятся белее нового пергамента, при разговоре вовсю сюсюкают, произнося вместо «ш» — «с», а вместо «ж» — «з», и, облачившись в короткие туники и поверх них в свободные плащи с плотно зашнурованными на предплечье рукавами, идут расслабленно и балансируя: пятки у них земли не касаются, они осторожно ступают на носок, стянутый башмаком с изящно обозначенными складками[272].
Но королевские ордонансы и накладываемые ими разные ограничения не покончили с подобной дурного тона вычурностью. В начале XIV в. тип щеголя, не знающего меры, возник вновь. Он почти не изменился, разве что в деталях костюма. Теперь спереди и сзади на одежде у него были вырезы, шаперон сдвинут на затылок, на лбу волосы зачесаны «à dorenlot» (с большим коком), сюрко на груди вздуто, рукава с прорезями, на шнурках и пуговицах от плеча до запястья, пояс очень низко на талии, поперек живота кинжал, и держал себя этот фат весьма вызывающе[273].
Что касается женщин, то достаточно прочесть поэму Пьера Жансьяна, о которой мы уже говорили и которая посвящена парижским горожанкам, чтобы понять, насколько роскошными стали их одежды благодаря изысканным тканям, богатой отделке, изобилию шитья и узоров. Не зря Париж уже считался столицей моды. Текстов, описывающих детали женских костюмов и чудеса ювелирного искусства, добавлявшие им эффектности, очень много. Но, наверно, чтобы составить общее впечатление, достаточно будет привести один из них.
В той части «Романа о Розе», которая написана Жаном де Мёном около 1285 г., одна старуха долго дает молодому человеку советы, как вести себя с женщинами. Это мерзкая особа, которая, хорошо помня собственную бурную молодость и опираясь на богатый опыт страстей, пожиравших ее, теперь удовлетворяет сохранившуюся у нее в глубине души потребность осквернять, исполняя роль сводни, на которую ее обрек возраст. Ее философия проникнута цинизмом, который демонстративно противопоставлен куртуазным советам бога Любви. Она упоенно сеет вокруг себя разврат. Мужчин она учит, что они должны завоевывать женщин как эгоисты, и одобряет женщин, падких на легкие удовольствия, избегающих губительной верности и изобретательно укрощающих любовников. Послушаем эти рассуждения: ее мораль отвратительна, но описывать предмет она умеет не так уж плохо.
270
273
Mélanges offerts à M.Emile Picot par ses amis et ses élèves. Paris. 1913. P. 159 и далее.