Надо было видеть, с какой упорной решимостью и даже ожесточением король, действуя в том же духе, старательно преследовал богохульников.
Ощущение присутствия Бога во всех человеческих действиях проникло в умы столь глубоко, что отразилось в повседневных оборотах речи, в самых расхожих выражениях как инстинктивное воплощение символа веры. Те, кто фиксировал в своих трудах подвиги современников, охотно показывают нам, как те озабочены вопросом, что именно повелевает или осуждает небо. Гвиберт Ножанский, церковник, изображает историю первого крестового похода как последовательность героических деяний, совершенных по велению Бога и более того — самим Богом, использующим оружие французской нации в качестве своих орудий, а называется книга «Деяния Господа через франков». Мирянин Жоффруа де Виллардуэн и другие военачальники, бывшие его соратниками в четвертом крестовом походе, говоря об успехах и неудачах, постоянно ссылаются на божественную волю: «Бог пожелал, дабы…», «Богу было не угодно, чтобы…» Простые люди тоже постоянно помнили о вездесущности Господа.
Но постоянное смешение сакрального с реалиями будничной жизни, даже если это делали с благими намерениями, неизбежно было чревато профанацией. Так, установилось обыкновение поминать Бога и его святых по любому поводу. Люди позволяли себе все больше, все чаще божились, а от этого было недалеко и до богохульства. Конечно, некоторые оправдывали это у себя как простые обмолвки, без участия воли и разума. Но Людовик Святой, никогда не страдавший этим пороком, не мог прощать его другим. Жуанвиль рассказывает, что в 1251 или в 1252 г. в Цезарее, в Палестине, король за это приказал поставить к позорному столбу одного золотых дел мастера, оставив тому лишь штаны и рубаху. В «великом ордонансе» 1254 г. он запретил божиться всем подданным и особенно своим чиновникам. Ассамблея от 10 апреля 1261 г. решила, как мы видели, что богохульников будут наказывать; а вследствие новой ассамблеи, состоявшейся 25 августа того же года в Париже, на которой выступали король и папский легат, был принят новый ордонанс, торжественно обнародованный по всему королевству: за богохульство и божбу он наказывал денежными штрафами, различными в зависимости от тяжести проступка, тех же, у кого нет средств для выплаты штрафа, — позорным столбом, тюрьмой, постом на хлебе и воде; что касается детей в возрасте от десяти лет, то в соответствии с этим ордонансом полиция должна была их публично сечь на городской площади. Король, со своей стороны, считал, что в некоторых случаях такие наказания будут слишком мягкими, и, направляя ордонанс своим бальи для обнародования и исполнения, добавлял: если тем покажется, что какой-то богохульник заслуживает более сурового наказания, то виновного, после взимания штрафа в сорок ливров — максимального согласно ордонансу, следует заключить в тюрьму и запросить короля о приговоре. Так, через некоторое время он приговорил одного парижского бюргера не к штрафу, а к клеймению нижней губы и носа раскаленным железом. Кроме того, те, кто доносил на богохульников, получали четверть суммы штрафа[337].
Однако все эти разительные проявления религиозности, все рвение, с которым старались хранить и укреплять веру, не могли изменить того факта, что реальность несколько отличалась от того, как ее иногда изображали, и от того, какой ее, вероятно, желали бы видеть.
Если против богохульников принимались столь многочисленные и суровые меры, значит, богохульники, закоренелые и многочисленные, существовали. Достаточно было зайти в городскую лавку или пересечь ярмарочную площадь, чтобы услышать, как купец раз десять-двенадцать подряд поклянется именем Бога и всех его святых, что его товар лучший в мире[338]. Вот начинают торговаться, и торговец восклицает: «Во имя Бога, ни ради Его конечностей, ни ради Его жизни ничего не отдам дешевле!» А покупатель в ответ: «Ни ради Его мозга, ни ради Его уст не дам за это больше!»[339] Это лишь безобидные присловья в числе многих других, яркие примеры которых литература может предоставить в изобилии и цитировать которые излишне. Чаще всего клялись частями тела Христа, его кровью или внутренностями; этим объясняется, почему Людовик Святой, выставив богохульника на помост в самом людном месте города, иногда приказывал вешать ему на шею, в качестве унизительного укора, кишки животных. Но всех усилий короля было недостаточно, чтобы искоренить зло, и можно сказать, что рука правосудия, неустанно трудившаяся с 1261 г., в конечном счете устала — в 1268 г. папа, полностью одобряя рвение французского короля и призывая его неуклонно продолжать в том же духе, тем не менее предостерег его от суровости, достойной Навуходоносора и Юстиниана, а в 1269 г. штрафы за богохульство были отменены[340].
337
340