Выбрать главу

В этом кризисе французская Церковь играла главную роль, поскольку она опиралась на высочайший интеллектуальный и нравственный авторитет всего христианского мира – Парижский Университет. Вероятнее всего, международный престиж Парижского Университета несколько снизился именно из-за раскола, обособившего его от части христианского мира, а также из-за создания новых университетов в различных странах Европы. Образование, которое он давал, в XIII в. столь блестящее, начало застаиваться из-за злоупотребления схоластическими рассуждениями, подменявшими суть формой, и в конце концов превратилось в механизм, работающий вхолостую. Но Парижский Университет, с его преподавателями, студентами и служащими, оставался настоящей силой, сохраняя значительную независимость по отношению к государственной власти, которую он заставлял уважать свои привилегии. Стоило людям короля, пренебрегая правом быть судимыми церковным судом, которым пользовались те, кто принадлежал к Университету, арестовать нескольких буйных студентов, как Университет тотчас устраивал забастовку, прекращал наставления и лекции, присвоение степеней и даже угрожал покинуть столицу и перенести свою деятельность в какой-нибудь другой город. Чаще всего королевская власть капитулировала перед угрозой и вынуждена бывала принять меры против злоупотреблений, совершенных ее слугами.

После тщетных попыток восстановить единство понтификата, примирив пап-соперников, Университет поддержал «отказ в повиновении», который, отвергая власть авиньонского папы, превращал французскую Церковь в своего рода автономную национальную Церковь. Он призывал всех верных присоединиться к нему и не стеснялся настраивать общественное мнение против своих врагов. Когда Бенедикт XIII откликнулся на «отказ» буллой об отлучении от церкви, Университет заставил прилюдно изорвать ее в клочья, а двух посланцев, которые с ней явились, приговорили к унизительному публичному покаянию. Их усадили в две повозки, одев в черные полотняные стихари с перевернутыми гербами Пьера де Люна (Педро де Луны, то есть Бенедикта XIII) и нахлобучив им на головы бумажные митры с надписью «изменившие Церкви и королю». В таком виде их принудили подняться на эшафот, построенный посреди двора, выставив народу на посмешище. На бурных собраниях представители Университета обличали папу и яростно протестовали против налогов, которые он намеревался собирать с французского духовенства. Университет стал самой надежной опорой тезису соборности, согласно которому верховная власть Церкви воплощалась не в личности святейшего правителя, но во всемирном соборе, который должен был «руководить папой, управлять им, наставлять его во всем, что касается;веры, во всем, что необходимо для спасения». Он потребует в 1429 г. торжественного отречения от своих слов у брата-минорита, заявившего, что лишь папская власть может придать силу закона решениям Базельского собора.

Но Университет не довольствовался тем, что вмешивался в жизнь Церкви. Он претендовал также и на то, что во имя истины и справедливости трудится ради установления внутреннего мира в королевстве. Его магистры и доктора восстали против плохого управления королевством, обличили растрату общественных средств и потребовали государственных реформ. В течение сорока лет Университет был тесно связан с политическими превратностями в королевстве. Большая часть его членов встала на сторону Иоанна Бесстрашного в его конфликте с герцогом Орлеанским, и одному из его докторов, Жану Пти, – который уже отличился своими яростными нападками на Бенедикта XIII, – герцог Бургундский поручил оправдать убийство своего кузена. В Генеральных Штатах, созванных в 1413 г., программу реформы излагали представители Университета и духовенства, и поддерживали их народные выступления, где монахи – проповедник Жан Куртекюисс и кармелит Эсташ де Павильи – играли роль предводителей. Знаменитый «кабошьенский ордоннанс», который, порицая наиболее вопиющие злоупотребления администрации, был направлен на создание более справедливого правительства, являлся творением комиссии, где представители Университета и духовенства (в том числе Жан Куртекюисс и Пьер Кошон, будущий судья Жанны д'Арк) играли главную роль.

Арманьякская диктатура, на пять лет нависшая над Парижем, заставила Университет умолкнуть, – во всяком случае, во всем, что касалось политических дел, поскольку он продолжал активно вмешиваться в дела, связанные со Схизмой. Некоторые магистры, особенно открыто сочувствовавшие герцогу Бургундии, были брошены в тюрьму или изгнаны. Но возвращение бургиньонов в 1418 г. вернуло Университету его утраченное влияние. Теперь для той маленькой кучки ученых, которая встала на сторону арманьяков, настал черед познакомиться с резней, тюрьмой или изгнанием. Университет, отныне полностью бургиньонский, поддерживал всей своей властью решение «двойной монархии» и поспешил осудить заключенный в Труа договор, обеспечивавший английским государям наследование французского трона. И все же такое поведение не объясняется выгодой: идеалом Церкви было восстановление и поддержание мира; а разве не была «двойная монархия» наиболее действенным средством, способным положить конец конфликту, удручавшему весь христианский мир в течение трех четвертей века? Задавая Жанне д'Арк коварный вопрос, «верит ли она в то, что Бог ненавидит англичан», руанские судьи, несомненно, расставляли ей ловушку, но в то же время утверждали позицию Церкви, стоявшей выше конфликтов, раздиравших правителей. Во всяком случае, регент Бедфорд отдавал себе отчет в том, какие преимущества обеспечивала ему поддержка Парижского Университета и значительной части духовенства; он бережно с ним обращался, множил благотворительные фонды и поручал важные миссии «надежным» магистрам и прелатам, ставшим союзниками английской монархи.

Пьер Кошон был одним из типичных прелатов-политиков, которые сделали карьеру благодаря религиозному и национальному кризису, через который в то время проходила Франция. Кошон был студентом Парижского Университета в то время, когда встал вопрос об «отказе в повиновении». Он был из числа тех, кто присоединился к этому решению, и ему было поручено от имени Университета передать этот вопрос на рассмотрение парижского парламента. Затем он вместе с другими теологами был отправлен с посольством в Авиньон, чтобы потребовать от Бенедикта XIII отказаться от тиары. С этого времени он стал неразлучен с бургиньонской фракцией и принимал активное участие в «кабошьенских» волнениях, из-за чего был изгнан из Парижа в 1414 г., когда власть взяли арманьяки.

Но Иоанн Бесстрашный обеспечил ему компенсацию: он был послан на Констанцский собор как представитель герцога и продолжал, на теологическом уровне, начатую в Париже борьбу против арманьяков. Пока Жерсон – один из немногочисленных парижских магистров, которые поддерживали арманьяков, – старался добиться осуждения Жана Пти и его апологии тираноубийства, (что было равносильно осуждению самого Иоанна Бесстрашного), Кошон выступил в его защиту и добился того, что этот вопрос не решался. В 1418 г. он вместе с бургиньонами вернулся в Париж и стал при короле «maure de requetes» (докладчиком прошений). Его материальное положение в то время было самым блестящим: пренебрегая каноническим правом, он собрал множество церковных бенефициев: он был капелланом церкви Св. Стефана в Тулузе, архидиаконом в Шартре, Шалоне и Бове, капелланом часовни герцогов Бургундских в Дижоне, и Университет обратился к папе Мартину V с просьбой разрешить ему сохранить эти бенефиции. Мартин V, избранный Констанцским собором, где Кошон играл значительную роль, не мог отказать ему в этой милости; больше того, он назначил его референдарием папского двора и хранителем привилегий Университета. Наконец, в 1420 г. Кошон был «избран» епископом Бове, где показывался крайне редко. В действительности он стал одним из доверенных лиц регента Бедфорда и вошел в совет при молодом короле Генрихе VI, получая тысячу ливров в год. Впрочем, завоевание Бове арманьяками вследствие первых успехов Жанны д'Арк вынудило его окончательно покинуть свой епископальный город, и тогда он укрылся в Руане, где английское правительство возлагало на него многочисленные миссии: одна из этих миссий состояла в том, что он должен был вести процесс Жанны д'Арк.