Однажды вечером я, будучи в полумаске, забрел в «Кафе литераторов»; неожиданно вошел гондольер, увидев меня, он сделал мне знак следовать за ним. Я вышел, он поманил меня за собой, привел на берег соседнего канала и предложил сесть в гондолу. Полагая, что в ней меня ожидает моя давняя приятельница, знавшая, что я нередко посещаю сие кафе, я без лишних вопросов вошел в гондолу и сел рядом с ней. Ночь была очень темная… Когда я устроился, гондольер задвинул занавеску на входе в каюту.[432]
Дама оказалась вовсе не той особой, за которую ее поначалу принял Да Понте; вскоре он обнаружил, что его попутчица молода, хороша собой и, очевидно, принадлежит к высшему обществу. Но как бы то ни было, гондольер исполнил данное ему поручение. Во время своего бурного романа с актрисой Ла Пассалаква Гольдони не раз имел возможность наблюдать, как гондольер скромно задергивает «занавеску на входе в каюту»; эти наблюдения побудили его сделать гондольера героем своей первой комической интермедии «Венецианский гондольер» (1732) и сорвать аплодисменты всей корпорации, обеспечившей полный зрительный зал. Тем не менее профессиональная деятельность гондольеров была строго регламентирована. Будущий гондольер должен был зарегистрироваться у квартальных старшин, а также получить согласие цензоров. Независимость гондольеров была понятием относительным. Часть из них служила «за жалованье» у владельца гондолы и была обязана почтительно относиться к хозяину.[433] Часть гондольеров состояла на Службе у знатных семейств или же у иностранных граждан. Эти гондольеры, несмотря на запрет, носили ливреи (после 1709 г. ношение ливреи стало практически обязательным). Запретив носить ливреи, власти хотели сохранить дистанцию между гондольерами и слугами дома, так как опасались, что, получив поддержку в лице гондольеров, неугодные кланы упрочат свое влияние. До тридцати лет гондольер не имел права работать самостоятельно; после тридцати ему разрешалось купить место у причала, где он мог пришвартовать свое транспортное средство.[434] Только после этого он становился barcarolo a guadagno — независимым владельцем собственной лодки; свободный лодочник (barcarol) набирал полную лодку пассажиров и за 30 сольдо перевозил их из Риальто в Местре, а когда Казанова пожелал, чтобы его перевезли только вдвоем с приглянувшейся ему красавицей, пришлось выложить 40 сольдо.[435] Несмотря на запреты, штрафы и строгие правила, гондольеры по-прежнему играли важную роль в венецианском обществе, ибо без них жизнь в городе останавливалась. Гондольеры, как состоявшие на службе у патрициев, так и занимавшиеся перевозками, имели возможность близко общаться с самыми знатными людьми города, и это выделяло их в особую категорию слуг. Они пользовались множеством привилегий, как, например, правом бесплатного посещения театра. «Гондольеров впускают в театр, когда партер не совсем полон», — писал Гольдони.[436] Нередко гондольеры позволяли себе некоторые вольности со своими пассажирами. Однажды после спектакля в театре Сан-Самуэле синьора Катерина Чиконья, садясь в гондолу синьора Франческо Паруты, упала в воду, увлекая за собой синьора Стефано Бальди, протянувшего ей руку помощи, — полагают, здесь не обошлось без умысла со стороны гондольеров.[437] А если какой-нибудь бродяга в драке причинял увечье гондольеру, служащему знатному дому, его тут же хватали и приговаривали к наказанию кнутом.[438]
Трактирщики и продавцы вина, с 1355 г. также объединенные в союзы, процветали благодаря постоянному потоку коммерсантов, путешественников, актеров и прочего непоседливого люда, прибывавшего в Венецию на время или проездом. Постоянные обновления и перестройки дворцов, театров, казини обеспечивали работу скульпторам, позолотчикам, кузнецам, резчикам по камню, ковровщикам, художникам, зеркальщикам, хотя некоторые и утверждали, что патриции не слишком любили раскошеливаться.[439] Нарасхват были шляпники: здесь свою роль играло женское кокетство, а также качество шляпок, которое мастера постоянно старались улучшать.[440] Огромным спросом пользовалась продукция изготовителей масок: они снабжали масками не только Венецию, но и всю Италию; мастера-«масочники» приравнивались к художникам.
439
Lamberti. Memorie, cit. in: M. Dazzi. Testimonianze sulla socetà veneziana al tempo di Goldoni, in: Studi goldoniani, 1, 1957, p. 36.