До XIV в. мосты в Венеции были практически плоскими и не имели ступенек, поэтому всюду, кроме как вокруг Сан-Марко, можно было проехать верхом. Свой нынешний облик венецианские мосты приобрели в период с XIV по XVI в. Что бы ни говорил Сансовино, в окраинных приходах до сих пор сохраняются деревянные мосты. Не у всех мостов есть перила, и путешественники боятся ходить по ним, не желая поскользнуться и упасть в воду.
В XVIII в. проведиторы коммуны решают придать мостам более «удобную форму»: реконструируются мост Ка ди Дио на набережной Скьявони и мост Каноника, один из самых старых мостов Венеции, построенный около 1172 г. возле церкви Сан-Дзаккариа, чтобы облегчить дожам путь к церкви. Наряду с ремонтом моста организуется паромная переправа: с одного берега Канала Гранде на другой переправляет traghetto — гондола с двумя гребцами, приспособленная для перевозки нескольких пассажиров. Устройство новой переправы, свидетельствующей о заботе властей об удобствах горожан, бесспорно, было необходимо, ибо в те времена через Канал был перекинут только один мост Риальто. В XVIII в. существует двадцать два причала для traghetti; причалы эти расположены с определенной регулярностью на обоих берегах Канала.
В 1752 г. носильщики из Бергамо работают сверхурочно, вечером и ночью, в качестве codega, то есть несущих фонари, чтобы запоздалые путники, выйдя из театра или гостей, могли спокойно попасть домой. Но с 1756 г. начинает разрабатываться обширный план освещения улиц, в реализации которого предстоит принять участие приходам, хотя и не всем сразу, а постепенно, один за одним; городские власти также рассчитывали на содействие жителей. В своих «Мемуарах» Гольдони с восторгом пишет о городском освещении: «Я нашел, что венецианские фонари являются весьма полезным и приятным украшением города, тем более что освещение это нисколько не обременяет жителей, ибо все расходы на него покрываются одним лишним ежегодным тиражом лотереи».[92]
Освещая улицы, власти стремились уменьшить число нападений и грабежей — последние стали весьма частым явлением. И хотя мода на брави — убийц, нанимаемых людьми благородными, о которых писали хронисты XVII в., - осталась в прошлом, тем не менее те, кому доводится рассказывать о 1747–1750 гг., приводят немало фактов, свидетельствующих о нападениях, совершенных не только на улице, но и в церкви, о частых грабежах домов знати и богатых ремесленников в отсутствие хозяев. «Повелители ночи», дозорные, ответственные за ночную безопасность жителей, устраивали облавы на злоумышленников, а изловив вора, на веревке волокли его по улицам на городскую площадь, где подвергали позорному наказанию кнутом; однако меры эти достигали цели лишь частично.
В 1758 г. в городе было тысяча пятьсот пятьдесят фонарей, и каждый вечер их надо было зажигать. Однако эффективность этих светильников сомнительна: известно, например, что январским вечером 1774 г. будущий либреттист Моцарта, Лоренцо Да Понте, бродивший по улицам города в поисках любовных приключений, слугу своего, несмотря на «городские фонари», узнавал только по голосу.[93]
Как мы уже сказали, в XVIII в. строили мало. Тем не менее в городе отмечается интенсивный рост «серийных» жилых домов, где квартиры вполне можно квалифицировать как «социальные», ибо сдаются они за низкую плату или даже вовсе бесплатно — per amor Dei{6}; также увеличивается количество «функциональных» помещений — лавок и складов, служащих «для удобства жителей». С 1661 по 1740 г. соотношение между количеством жилой площади и общей площадью построек постоянно возрастает. В 1582 г. в Венеции имеется 22 600 квартир, в конце XVII в. — 28102, а в 1740 г. — 30472.[94] Принимая во внимание определенную стабильность численности населения, цифра эта может считаться доказательством улучшения условий жизни. Качество жилья для простонародья также улучшается. В конце XVI в. народ живет в основном во времянках — деревянных или глиняных хижинах, где воздух нездоровый, а жилая площадь крайне ограничена; в таких домах зачастую нет ни кухни, ни погреба. Но в XVII и XVIII вв. хижины постепенно исчезают. Количество квартир, сдаваемых внаем, существенно увеличивается, главным образом в периферийных районах: Канареджо, Кастелло, Санта-Кроче. Именно там развивается сеть съестных лавок и лабазов. Согласно Винченцо Коронелли, в конце XVII в. съестные лавки «в городе есть почти повсюду, что весьма удобно для его жителей».[95] Возле Сан-Пьер ди Кастелло можно насчитать по крайней мере десять лавок, торгующих фруктами, столько же торгующих мясом и семь лавок, где продаются пряности. В отдельных районах количество лавок, где торгуют колбасами и курами, увеличилось вдвое; также увеличилось количество лабазов, торгующих оливковым маслом и мукой; в 1740 г. насчитывается тридцать табачных лавок.[96] И все эти лавочки, по словам Гольдони, всегда «открыты до десяти часов вечера, многие из них закрываются только в полночь, а некоторые открыты всю ночь».[97]