В начале XVIII в. в традиционной торговле с Левантом произошли изменения: появился конкурент порт Ливорно, владение великого герцога Тосканского, который в конце XVI в. провозгласил его свободным портом. В первой трети XVII в. наблюдается усиление активности английских и голландских купцов. Еще в 1502 г., утратив свои позиции в Эгейском море, венецианцы констатируют, что «все повелители мира сего отныне обладают большим могуществом, нежели мы»,[132] и тотчас приступают к осуществлению военной реформы, проводят проверку всех находящихся в подчинении у государства гарнизонов и обновляют состав управляющих факториями на Леванте.
В XVII в., едва успев оправиться от последствий затяжного конфликта с папой римским и опустошающего нашествия чумы в 1630 г., Венеция с 1645 по 1669 г., а затем с 1684 по 1699 г. ведет долгие ожесточенные войны с турками, чтобы вернуть себе утраченные территории: Кандию, Санта-Мауру, Модон и Корон, а также территории в Морее. Чтобы раздобыть средства для ведения войны, продают все: церковное имущество, земельные участки, принадлежащие коммунам, торговые конторы, займы, налоги, дворянские титулы, каждый из которых приносит казне 100 тысяч дукатов: 4322 тысячи дукатов на военные нужды собрано только за 1668 г. Все идет в ход, чтобы отвоевать территории, составившие репутацию Республики как морской державы.[133] В 1728 г. в своих путевых заметках Монтескье насмешливо отзывается о бездарности ряда венецианских генералов, в частности о Франческо Морозини, потерпевшем поражение на Кандии; венецианцы не сумели сохранить за собой неприступные крепости, и, как указывает французский философ, огромные суммы были растрачены впустую: все попытки сохранить за собой эту провинцию оказались тщетными. Разумеется, в своих оценках Монтескье не щадит ни репутации Республики, ни патриотических чувств ее граждан.
В 1668 г. в Венеции, несмотря на поражение при Негропонте, для поддержания боевого духа были опубликованы «Записки о королевстве Морее, выкупленном с помощью оружия Светлейшей Республикой» отца Коронелли; на титульном листе был изображен лев святого Марка с едва ли не человеческим лицом, пожирающий раненого сарацина, который безуспешно пытается поднять свой стяг.[134] И тем не менее, по условиям Карловицкого мирного договора, заключенного в 1699 г., Морея отошла к Венеции; большую роль в этой дипломатической победе сыграл полномочный посол Республики Карло Руццини.
Глазами веры
Активная, не считавшаяся ни с какими жертвами деятельность, развернутая Венецией в 1714–1718 гг., по выходе из войны за Испанское наследство, для защиты своих территорий в заливе от притязаний турок, принесла свои плоды, но не столько материального, сколько морального характера. Благодаря своим доблестным действиям на Корфу в 1716 г. Андреа Пизани и маршал Шулембург снискали себе место в галерее славных венецианских адмиралов и военачальников. То же самое можно сказать и об Альвизо Мочениго, захватившем турецкую крепость Имоски, отвоевавшем Превезу и Воницу. И если после заключения в 1718 г. Пассаровицкого мира Венеция все еще сохраняет свои самые ранние завоевания: «Истрию, Далмацию и Нижнюю Албанию, Корфу, Занте, Кефалонию и остров Чериго (Китира, к югу от мыса Матапан) в Ионическом море»,[135] — то от Мореи, а также от двух своих факторий на Крите ей приходится отказаться в пользу турок. Теперь морская держава имеет площадь всего лишь 22 тысячи кв. км, из которых 19 тысяч кв. км приходится на земли Далмации. Корфу, по-прежнему принадлежащий Венеции, иногда вводит в заблуждение отдельных иностранных наблюдателей, кто, подобно Лаланду, взирая на этот остров, продолжает приписывать Венеции важное политическое и стратегическое значение, кое она уже утратила: