Герцог Гиз рассматривал это противостояние как победу, но жалел о том, что на голосование не ставилось решение о какой-либо поддержке его финансами. Вечером того же дня, когда предложения короля были отвергнуты Штатами, он присутствовал на ужине, устроенном Ла Шапель-Марто. Он пришел туда в сопровождении епископа Лионского, своего обычного оратора, сыгравшего большую роль на Генеральных Штатах 1576 года и с тех пор сделавшегося наперсником и преданным слугой лотарингских принцев. После ужина, на котором ни слова не было сказано о делах, герцог Гиз усадил всех депутатов и рассказал им о нищете короля в таких выражениях, что присутствовавшие весьма удивились. Герцог имел самые честолюбивые цели, но война была ему необходима; она помогла бы осуществить его замыслы и принесла бы славу, дав возможность сыграть главную роль: он надеялся на блестящую победу над опасным претендентом на трон, еретиком Генрихом Наваррским. Но депутаты стойко поддержали свой отказ во всех кредитах Короне.
Не желавший подрывать свой авторитет Гиз испугался, что зашел слишком далеко, и на следующее утро позвал к себе четырех депутатов, чтобы возобновить беседу. Без обиняков он заявил им, что единственно правильным решением, которое стоило принять, было удовлетворить короля в финансовом отношении, чтобы позволить ему вести войну.
Депутаты оставили герцогу так мало надежды, что он тотчас помчался в замок уговаривать короля сделать новые шаги.
Присутствие депутатов на «восходе короля»
Генрих III с покорностью последовал плану герцога и пригласил депутатов на свой церемониальный утренний туалет.
Он сказал, что его нельзя обвинять в расточительстве, так как у него нет ни су. К тому же один из тех, кому он раньше покровительствовал, Жуайез, с честью погиб в поединке, а другой, Эпернон, укрепился в Ла-Рошели вопреки воле короля. Продолжая свою речь, король начал одеваться, взял свое манто, прикрепил колье и заметил, «что никогда не был расточителен в одежде, так как носит тот же костюм вот уже в течение трех месяцев».
Бурные переговоры у короля
Такая снисходительность короля не подкупила делегацию. 2 декабря депутаты третьего сословия вновь отправились в замок. Они вошли в кабинет короля и на основании неутешительных сообщений обрисовали ему бедствия подданных. Всюду царила ужасающая нищета. Король ответил на эти жалобы тем, что отменил налог на колокольни, право судей на «приправы» и налог на продажу товаров. Таким образом, он отменил налогов примерно на два миллиона, но эта цифра, с виду очень внушительная, на деле не была таковой, так как большая часть этих сборов и раньше целиком не взималась.
Делегаты вернулись к своим коллегам, но те оказались неумолимыми и продолжали требовать снижения общей суммы податей и создания специальной судебной палаты, не обращая внимания на герцога Гиза и его брата кардинала.
Новая делегация от трех сословий, возглавляемая архиепископом Буржским, 3 декабря пришла в покои короля и изложила ему свои требования. С трудом справляясь со своими эмоциями, король вскочил и некоторое время говорил о любви к народу, а потом безо всякого перехода заявил: «Я согласен дать вам то, что вы просите». При столь неожиданных словах возгласы одобрения прервали его речь, и было слышно лишь оглушительное «Да здравствует король!». Когда вновь наступила тишина, Генрих III объявил, что эта уступка вменяет в обязанность Штатам оплату его расходов и расходов на ведение войны, согласно их обещаниям. Депутаты ощущали такое огромное удовлетворение, что это условие не могло омрачить их радости. Король был побежден, Штаты торжествовали. Провинции освобождались от невыносимого бремени, так что радость трех сословий не знала границ. Специальной комиссии предстояло рассмотреть различные новые варианты, но она не нашла удовлетворительного решения. Одни предлагали продать земли Короны, другие — передать содержание армии частным лицам на определенных условиях или еще более неожиданные реформы.
Король, желавший, чтобы немедленно проголосовали за субсидию, терял терпение. Он созвал небольшую группу депутатов третьего сословия, которым доверял. И сказал им, что, если они проголосуют за выделение кредита на ведение войны, он его положит в шкатулку с двумя ключами, один ключ будет у него, а другой — передан Штатам, мнения которых он обязуется спрашивать, прежде чем тратить собранные средства на нужды страны. «Правда, — добавил он, — некоторые члены моего Совета не придерживаются этого мнения и говорят, что это означает для меня взять пример с венецианского дожа и сделать мое государство полудемократическим. Но я готов к такому решению… Я узнал, что королева Англии, какой бы суровой она ни была, именно таким образом финансирует свое правительство и что ее подданные, в случае необходимости, дают ей деньги более охотно, чем если бы платили ей подати»…