— Каким еще Нероном! Если вы их не прикончите, они прикончат вас… Вы не можете ни схватить их, ни судить. А вы первый судья в нашем королевстве… Лотарингские сеньоры виновны в преступлении против Королевского Величества в первую очередь. Прикажите их убрать, и они будут убраны».
Исполнение «казни» решили поручить Сорока Пяти.
Постоянные хождения в королевских покоях обеспокоили приверженцев Гизов. Чтобы все выяснить, герцог настоял на аудиенции с королем. 21 декабря в восемь утра король принял Гиза и попросил проводить его вместе с государственными секретарями до капеллы в саду, куда он ходил слушать мессу и причащаться. Гиз сказал ему, что предупрежден о том, что люди короля желают ему зла. Генрих III живо ответил ему: «Кузен, не думаете ли вы, что у меня столь злая душа?.. Напротив, заявляю вам, нет никого в моем королевстве, кого бы я любил больше или кем бы я больше дорожил, и очень скоро я вам убедительно это докажу». И он поклялся в своей искренности Плотью Христовой, которую собирался принять. Король еще некоторое время сохранял доброе выражение лица, но после мессы, закрывшись в своем кабинете, затопал ногами, пришел в необыкновенную ярость и с досады бросил на землю свою шляпу. И тотчас же повелел ускорить подготовку западни для герцога.
В середине ноября король распорядился устроить в просторных, никем не занятых залах чердачного этажа замка, прямо над его покоями, несколько небольших келий, предназначенных, как он говорил, для «отцов-капуцинов». Гизу, разумеется, доложили об этом, но он воспринял новость лишь как проявление монашеских склонностей государя, ведь одним из любимых развлечений лигистов было тешить себя мечтами о том, что скоро король уйдет в монастырь. В эти таинственные кельи, ключ от которых имелся лишь у него одного, король собирался провести по потайной винтовой лестнице в толще стены наемных убийц. Потом, для исполнения плана, тем же путем он намеревался вывести их в подходящий момент в свои покои, куда заранее должен был быть приглашен герцог.
Коварный план
Идеальным предлогом заманить к королю Низа был вызов на Совет. Как только план созрел, к Генриху III вновь вернулось хладнокровие, и он постарался любезно держаться с тем, кому готовил смерть.
В четверг утром 22 декабря он встретил герцога Гиза в комнате королевы-матери, принимавшей лекарства. «Король был очень доброжелателен и продемонстрировал герцогу его особый статус тем, что несколько раз весело заговаривал с ним, угощал драже из своей бонбоньерки и пробовал из его. В тот же день после обеда, тщательно скрывая свои коварные замыслы, король пожелал провести большую часть послеобеденного времени с этим принцем».
Вечером король расстался с герцогом, сказав ему: «Кузен, у нас очень много дел, которые нужно бы срочно завершить до конца этого года. Поэтому придите завтра утром пораньше на Совет, мы будем ими заниматься. Я вас покидаю, а вы мне сообщите, что вы решили».
В приказном порядке приглашенный на Совет герцог Гиз узнал, что совещание должно состояться рано утром, поскольку потом король собирался отправиться в свой загородный дом, расположенный в Ла Ну в одном лье от замка, на опушке леса Блуа.
Для исполнения задуманного требовалось несколько изменить взаимное сообщение королевских покоев. Во время заседания Совета герцога бы вызвали в кабинет короля. Выход из этого кабинета в зал Совета заложили, чтобы вынудить герцога пройти через спальню государя, где его и должны были поджидать убийцы.
У королевских покоев решили поставить дополнительную охрану, чтобы, как только герцог вошел бы туда, лишить его помощи своих людей.
Для этого тайно были отданы четкие приказания. Чтобы отъезд короля в Ла Ну выглядел правдоподобным, повозки должны были въехать во двор замка в 4 часа утра. А чтобы им был разрешен въезд, ключи от замка, которые обычно каждый вечер отдавали герцогу Гизу, как главному дворецкому Франции, следовало взять у него накануне, 22 декабря. После того как все члены Совета соберутся, двери замка должны были закрыть, и Никола де Гримувиль, сеньор де Ларшан, капитан гвардейцев-телохранителей, встал бы со своими людьми на парадной лестнице, сославшись на то, что ему надо обратиться к Совету с требованием выплатить жалованье его гвардейцам. А чтобы герцог не удивился, увидев его там, Гримувиль должен был сообщить ему вечером 22 декабря об этом своем намерении. Других телохранителей предполагалось расставить «на подъеме к старому кабинету», куда попадали из галереи Оленей, соединявшей второй этаж замка с садами.