Прополкой зерновых обычно занимались женщины и дети. Все вырванные сорняки, за исключением чертополоха, годились в пишу лошадям и коровам, как свежие, так и высушенные; их сушили на солнце и использовали как сено. Поэтому бедняки охотно вызывались полоть хлеба, а под этим предлогом вырывали не только сорняки, но и злаки, особенно когда зима была долгой (на прополку выходили в марте). Также уносили с собой птичьи гнезда.
Весной, во время полива лугов, принимались за истребление кротов: люди выходили на луг на рассвете и, завидев зверьков, выбравшихся на поверхность из своих залитых нор, убивали их. Некоторые отыскивали свежие норы и, заметив, что земля шевелится, всаживали в это место лопату или мотыгу, выворачивая землю вместе с кротом. Но самым надежным, быстрым и дешевым способом, практиковавшимся в Нормандии, было нанять специалиста за одну-две пистоли. Такие люди, зарабатывавшие на жизнь избиением кротов, разработали свой метод: втыкали в землю палочки с бумажкой на конце вдоль свежих кротовых ходов, затем, прохаживаясь по лугу, примечали, в каком месте палочки упали; в несколько дней с кротами будет покончено. В других областях жители обращались к священнику или епископу, чтобы изгнать грызунов или вредных насекомых (такой крестный ход описывает Р. Роллан в «Кола Брюньоне»).
Болезнь или увечье главы семьи, не говоря уж про его смерть, могли ввергнуть в нищету все семейство, так как запасов не было никаких. Овдовев, женщина торопилась поскорее снова выйти замуж. Падеж скота тоже был настоящей катастрофой, так как на приобретение нового не было денег. А уж рост цен на муку и на хлеб в связи с неурожаем или засухой обрекал семью на голодную смерть. Вспомните «Мальчика-с-пальчик» Шарля Перро: эта сказка навеяна страшным голодом 1639 года. Родители заводят своих семерых детей в лес, потому что их нечем кормить. Ко всему прочему, подёнщики должны были еще и платить налоги, доходившие в среднем до десяти ливров в год (один ливр равнялся двадцати су), что в сумме составляло одну пятую, а то и целую четверть французского бюджета. Наконец, родиться бедным крестьянином было равносильно приговору: подняться на ступеньку выше было практически невозможно, разве что посчастливится жениться на вдове землепашца или уйти в город и наняться в услужение.
2. Хлеб да соль
Есть, чтобы жить. – Пряности и специи: опала шафрана и популярность перца. – Соусы. – Курица короля Генриха. – Рыба. – Овощные блюда. – Фрукты. – Хлеб. – Сласти. – Сыр. – Вино для бедных и для богатых. – Королевское меню
Французы начала XVII века были не слишком избалованы жизнью, чтобы делать из еды культ и предаваться разным гастрономическим изыскам и излишествам. Ели для того, чтобы жить. Разумеется, социальное расслоение было заметно и на кухне; еда четко делилась на «господскую» и «холопскую», и на то порой существовали объективные причины. Например, охота была уделом короля и вельмож, поэтому простой крестьянин не имел никакой возможности узнать вкус оленины или кабаньего мяса, разве что незаконно, рискуя головой. Но главным мерилом, как обычно, были деньги: вкусно, а главное, красиво поесть никогда не стоило дешево.
«Резкие звуки охотничьего рога оборвали нежное пение скрипок. Гости, только что оживленно беседовавшие за огромным столом, удивленно замолчали и принялись вертеть головами. Вновь затрубил рог, и с высокого потолка прямо на стол опустилось подобие облака, на котором стоял… настоящий красавец-олень с ветвистыми рогами! Минутное замешательство сменилось восторгом, гости бурно зааплодировали. Милорд Бекингем, сидевший во главе стола, улыбался в усы, довольный произведенным впечатлением.
Слуги, облаченные в костюмы мифологических героев, быстро разобрали на части оленя, оказавшегося уже изжаренным; облако вновь взмыло ввысь. Исполняя балетные па, слуги принялись обносить гостей».
Это описание пира в Йорк-Хаусе, пышной резиденции фаворита английского короля. У Франсуа де Бассомпьера, посла французского монарха, все это великолепие могло вызвать только раздражение и гнев: король Франции не мог себе позволить столь нелепо сорить деньгами.
Людовик XIII, как мы уже отмечали, вообще был неприхотлив. Его любимым развлечением была охота; гоняясь по лесам за дичью, он питался хлебом и водой, которую черпал из ручья и пил прямо из шляпы. Его спутники тоже обходились без разносолов. В те времена сплошных «чрезвычайных ситуаций» аристократам часто приходилось жертвовать комфортом во имя принципов или ради спасения своей жизни. Во время осады Ла-Рошели в крепости находились мать и сестра герцога де Рогана, предводителя протестантов; они терпели голод наравне со всеми, питаясь отваром из морских ракушек и водорослей. Интриганка герцогиня де Шеврез в 1637 году бежала из Франции в Испанию, спасаясь от ареста; в пути она выдавала себя за старшего сына принца Конде, герцога Энгьенского. Утром после ночевки на одном постоялом дворе служанка принесла «герцогу» – кстати, заночевавшему на сеновале, – завтрак: четыре свежих яйца. Путешественница их выпила и осталась довольна.
Вкусы французов резко отличались от пристрастий их европейских соседей. Об этом можно судить по дневниковым записям путешественников и реляциям послов. Например, некий сицилиец по имени Мемарана писал: «Французы всегда стараются выделиться, а потому говорят, что пряности (каждый знает, что они великолепны на вкус) не вкусны». На самом деле французы были совершенно искренни в своем неприятии специй. В 1645 году принцесса Мантуанская Мария-Луиза де Гонзаг, став супругой польского короля, отправилась в свое новое отечество через Ольденбург, Бремен, Гамбург и Данциг. Во время каждой остановки голодные французы жадно набрасывались на еду, но вдруг переставали есть, поскольку всё было сплошь усыпано специями и шафраном. Зато польские послы, сопровождавшие свою новую королеву, уплетали за обе щеки, нахваливая пряности и соль. Они-то клали в пишу специй еще больше, чем немцы. А бедной королеве пришлось довольствоваться яйцом вкрутую и куропаткой, изжаренной по-французски…
К югу от Франции была та же история. Графиня д'Онуа отправилась в Испанию. Когда она прибыла в Сан-Себастьян, умирая от голода, галантные испанцы угостили ее обильным обедом. Но графиня испытывала танталовы муки, глядя на это количество еды, из которой она не могла проглотить ни кусочка, настолько щедро всё было сдобрено чесноком, перцем и шафраном.
Но ведь и во Франции раньше, в Средние века, широко использовали специи. Получается, что в XVII веке произошла некая революция во вкусах, существенно изменившая представления о том, что вкусно и что полезно.
Например, отношение к шафрану (а ведь его выращивали во Франции в этом самом XVII веке) стало резко отрицательным. Рассказывали, например, что мул, нагруженный шафраном, упал и умер. Кроме того, знахарки использовали шафран как абортивное средство, а сложившаяся на тот момент демографическая ситуация не позволяла злоупотреблять им. Интересно, что, когда Людовик XIII был совсем мал, он отказывался ложиться спать рядом со своей кормилицей, потому что «от нее воняет»: женщина душилась (!) шафраном. Постепенно из кулинарных рецептов напрочь исчезли калган, кардамон, стручковый перец. Корица использовалась только в сладких блюдах и выпечке, а имбирь, который был самой распространенной пряностью в средневековой Франции, в XVII веке использовался очень ограниченно, только для добавления в колбасные изделия.
Разумеется, специи не были выведены из рациона совершенно, но их число сократилось практически до трех: в XVII веке использовали в основном перец, гвоздику и мускатный орех.
Перец, если так можно сказать, переживал второе рождение: веком раньше он вышел из моды, а теперь снова приобрел популярность. Черный перец считался самой острой из пряностей, а потому опасной, однако научный прогресс не стоял на месте и внес в эти представления свои коррективы. Бытовало твердое убеждение в том, что перец способствует пищеварению, поэтому перчили что угодно, даже дыни.[12]
Нельзя не упомянуть и о том, что перец был по карману далеко не каждому. В современном французском языке сохранилось выражение «дорог, как перец», и одно время он действительно ценился на вес золота, порой становясь даже единицей финансовых расчетов и платежным средством.
12
Дыня считалась самым опасным из плодов, хотя, возможно, опасность таилась в том, что эти плоды поедали незрелыми. Генрих IV был большим любителем дынь; однажды от неумеренной любви к ним у него сильно разболелся живот. Ушлый придворный врач подал на дыню в суд, обвинив ее в покушении на жизнь короля, и выиграл дело: дыню публично заклеймили позором и предали вечному проклятию.