Без сомнения, «воздух вольности» не мог не сыграть своей роли в жизни трубадуров, этих, по определению авторов настоящей книги, первых представителей «коммуникативного» ремесла. Принадлежность к славной когорте куртуазных поэтов ставила на одну доску и аристократа, и простолюдина. Тем не менее и общество с его проблемами, и даже губительные альбигойские войны получили в поэзии трубадуров лишь второстепенное отражение. Говоря словами Жерара де Седа, окситанские поэты на протяжении двух столетий воспевали недосягаемую любовь и жаловались на отказ неумолимой красавицы. То есть являлись, как сказали бы сейчас, проводниками куртуазной идеологии рыцарства (воинов).
Рыцарство эпохи трубадуров активно включилось в борьбу с неверными. Двухсотлетняя эпоха окситанской лирики почти в точности совпадает с эпохой Крестовых походов: в 1097 году начался Первый крестовый поход, а в 1291 году пали последние владения крестоносцев в Сирии и Палестине; в 1071 году родился «первый трубадур» Гильем Аквитанский, а в 1292-м — ушел со сцены «последний трубадур» Гираут Рикьер. В истории обычно не бывает ни однозначных, ни случайных совпадений. «Божий мир», который стремилась установить Церковь, определенная стабилизация общества шли вразрез с интересами многих сотен молодых сеньоров, весь талант которых заключался в умении владеть мечом. С распространением майоратного права таких сеньоров — младших отпрысков дворянских семей — становилось все больше, а средств к существованию у них — все меньше. У многих сеньоров были боевые дружины, состоящие из вассалов, которых они были обязаны кормить и снаряжать. Энергию воинского сословия надо было направить в «мирное» русло.
Заботясь о поддержании порядка, папа Урбан II в 1095 году в Клермоне поведал рыцарям о страданиях христиан на Востоке и призвал их освободить Гроб Господень, оскверненный нашествием мусульман, пообещав отпущение грехов и рай тем, кто погибнет в сражениях за веру. За море хлынули сотни рыцарей — знатных и безвестных, оруженосцев, слуг и простолюдинов, надеявшихся заслужить не только царствие небесное, но и толику земных благ.
Пока рыцари воевали в Святой земле, оставшимся дома женщинам пришлось взять на себя бремя забот управления — домом, слугами, хозяйством. Таким образом роль женщины в обществе, возросла, по сути, сама собой. Об этом пишет ряд авторов, посвятивших себя изучению быта Средневековья, и среди них известный архитектор, историк и эрудит Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк. Досуг знатной дамы, оставшейся полновластной хозяйкой замка, располагал к поэзии, а многие дамы-южанки были достаточно образованы, чтобы в полной мере оценить искусство трубадуров. Недаром среди окситанских поэтов было немало (разумеется, относительно!) женщин, и все они, как отмечают авторы настоящей книги, были знатного происхождения и принадлежали к высшей аристократии юга. Такая ситуация вполне способствовала созданию легенды о том, что куртуазную любовь можно питать только к замужней женщине, а следовательно, в основе ее лежит адюльтер. Однако один из крупнейших исследователей творчества трубадуров Шарль Кампру убедительно показал, что подобная трактовка любви средневековых окситанских поэтов появилась значительно позднее, чем жили и творили трубадуры. По его мнению, средневековые окситанские поэты воспевали любовь мужчины и женщины, влюбленной пары, вне зависимости, была ли дама связана брачными узами или нет. Церковный же брак изначально освящал не столько соединение двух влюбленных, сколько прагматические интересы, преследуемые породнившимися семействами.
Крестовые походы стали для многих рыцарей своеобразным открытием «другого мира», непохожего на их собственный, привычный мир. Прежде они сражались с «неверными» сарацинами на европейской земле, территории христианства, и подвиги наиславнейших из них — Роланда, Гильома Оранжского — были воспеты в эпических поэмах Средневековья. В Святой земле крестоносцам, по сути, пришлось воевать на чужой территории, защитники которой были готовы оборонять до последнего и ее, и свою веру. На Востоке перед глазами европейских рыцарей предстала неведомая им прежде культура, у них появилась возможность познакомиться «на месте» с эзотерическими учениями Востока. Предание гласит, что в Святой земле Раймон де Сен-Жиль, IV граф Тулузский (один из предводителей Первого крестового похода) познакомился с учением манихейцев, лежащим в основе учения катаров, еретиков, сыгравших трагическую роль в судьбе Окситании. Согласно тому же преданию Раймон де Сен-Жиль одним из первых начал тайно исповедовать доктрину катаров, что стало одной из причин массового распространения катаризма во владениях графов Тулузских — крупнейших феодальных сеньоров юга Франции. Графу де Сен-Жилю приписывают также находку Священного копья, наконечник которого был обагрен кровью Христовой. В отличие от других христианских реликвий копье это впоследствии было утеряно.