Для разработки проекта нового острога была собрана специальная комиссия. В нее входили архитектор Василий Обухов и присутствующие Сыскного приказа, Московской военной конторы и Московской губернской канцелярии (большинство помещений нового острога должны были занять арестанты именно этих учреждений). Все члены комиссии собрались на Калужском житном дворе и вместе размышляли над тем, каким образом лучше расположить острог и казармы, чтобы их не было видно с проезжих улиц, и при этом сохранить размещавшиеся на дворе казенные провиантские склады. Члены комиссии подсчитали, что только для содержания колодников Сыскного приказа, Московской губернской канцелярии и Военной конторы нужно строить помещения вместимостью не менее двух тысяч человек. А поскольку для этого острог должен был достигать в длину 60 саженей и в ширину 40 саженей, несколько складских помещений всё же требовалось перенести. Внутри острога предлагалось либо построить комплекс казарм под одной крышей, наподобие морских казарм, либо сделать 12 «связей» по четыре казармы в каждой, то есть всего 48 казарм. После обсуждения за основу был принят второй вариант.
В начале декабря 1752 года строительные работы на Калужском житном дворе были закончены, а 10-го числа колодники Сыскного приказа были переведены в новый острог. 12 декабря туда же были доставлены арестанты Военной конторы — для них на тюремном дворе было отведено десять казарм. По три казармы получили в свое распоряжение Московская губернская канцелярия и Юстиц-коллегия. Кроме этого, практически все московские учреждения (Московская сенатская контора, Камер-, Мануфактур- и Вотчинная коллегии и их конторы, Московская полицмейстерская канцелярия и др.) присылали своих колодников в этот острог[53].
Так в 1752 году на окраине тогдашней Москвы возник большой тюремный комплекс размерами 56×34 сажени. Столь масштабного места для содержания арестантов ранее в Москве не было. Прямой преемницей Калужского острога станет известная Бутырская тюрьма, спроектированная архитектором М. Ф. Казаковым, которая до наших дней является главным следственным изолятором Москвы. Эпоха, когда сотни человек находились в заключении, претерпевали пытки в Кремле и возле Красной площади, попрошайничали из окон и, закованные в кандалы, в изодранных рубахах выходили просить милостыню, безвозвратно ушла в прошлое.
Однако в интересующий нас период, во времена Ваньки Каина, Сыскной приказ, главный розыскной орган Московского региона, еще располагался на старом месте — на современном Васильевском спуске, в непосредственной близости от кремлевских стен.
Этот день в 1741 году пришелся на понедельник. Тем не менее в Судном приказе, Вотчинной коллегии, Коммерц-коллегии и многих других московских государственных учреждениях он был нерабочим. В рапорте о приходе и выходе присутствующих Юстиц-конторы напротив 25–29 декабря стоит отметка: «Во оные числа заседания не было, а был праздник Рождества Христова, в которые и по Регламенту заседания иметь не велено»[54].
Но в Сыскном приказе 28 декабря было обычным рабочим днем. Судьи — действительный статский советник князь Яков Никитич Кропоткин, коллежский асессор Афанасий Сытин и капитан Андрей Писарев — явились в присутствие к семи часам «по полуночи» и отработали до двух часов «по полудни»[55]. В какое время прибыли на службу другие сотрудники приказа, мы не знаем, но Генеральный регламент предписывал «канцелярским служителям, кроме… воскресных дней и господских праздников, сидеть по вся дни, и съезжаться за час до судей». Скорее всего, это требование соблюдалось, поскольку секретари должны были к приезду судей подготовить доклады, а для этого требовалось присутствие остальных приказных служителей — канцеляристов, подканцеляристов, копиистов и писчиков.
Генеральный регламент 1720 года предусматривал следующий порядок действий по прибытии судей в присутствие: «Сколь скоро коллегиум в вышепомянутое время и часы соберется… то доносит и чтет секретарь всё в надлежащем порядке, а именно нижеписанным образом: перво публичные государственные дела, касающиеся его царского величества интереса, потом приватные дела. При обоих таких управлениях должность чина секретарского в том состоит, что ему на всех приходящих письмах и доношениях номеры подписывать, и на них числа, когда поданы, приписывать, и об оных без всякого подлога или пристрастия по номерам и числам доносить, разве когда дела такие между прочими случатся, которые остановки иметь не могут, но вскоре отправлены быть имеют; и в таком случае порядок оной отставить, и об тех наперед доносить надлежит, которые нужнее».